КОМ 4
Шрифт:
— И как закрывать, — пробурчал под нос Семёныч. — Ох, чую, не обойтись нам без потопов…
У входа на второй этаж наша процессия слегка замедлилась.
— Так… — Семёныч слегка замялся. — Вы бы не ходили за мной, господа. Честное слово, так лучше получится.
— И верно, — сразу согласился я. — Вы бы, Вадим Романыч, лучше бы до секретариата лучше прогулялись, да отправили бы запрос на нового толмача. Распишите в красках драматизм ситуации. Глядишь, с курьерским дирижаблем к нам кого побыстрее пошлют.
Сергеев натурально схватился за голову:
—
Я с надеждой уставился на коменданта:
— Семёныч, выручай, а? За нами не заржавеет.
Тот покряхтел:
— Эх… Ладно! Буду ходить, изображать важное начальство. Кажный раз учителей представлять. Глядишь, сдюжим потихоньку. Ну всё! Я пошёл. А вы, Вадим Романыч, ранее, чем через час не приходите.
Комендант скрылся за дверью, а мы пошагали вниз по лестнице.
— Занятно всё-таки в гражданских заведениях порядки налажены, — с некоторым осуждением высказался Вадим Романович.
— Да, брат, это не казарма.
Он хмыкнул:
— Да мне бы и в голову не пришло обращаться за помощью к коменданту!
— А напрасно! Комендант в своей вотчине знает всех, как облупленных, от и до. Да и вообще, наш он. Видал, два Георгия?
— Это да, с пониманием человек.
— К тому ж у Семёныча сам Великий князь не гнушается посидеть, чаю попить да поговорить.
— Да вы что?!
— Да хоть кого спросите. Иван Кириллович неоднократно был замечен.
— Кто бы мог подумать…
ЕСТЬ ЗАХОЧЕШЬ…
Вечером за чаем дамы завели занимательный разговор. И снова о кадетах.
— А вы видели, как сурово с ними обошёлся преподаватель по русскому языку? — сделала сочувственные глазки Серафима.
— А что такое? — удивился Хаген.
— На ужин он пришёл и сказал, что пищу получат только те воспитанники, которые смогут по-русски сказать, что они хотят. А некоторые выучили только «каша» и «хлеб».
— Да-да, — подхватила Марта. — Официант их спрашивает: «Какая каша?» А они глаза таращат.
— Занимательный метод, — сказал Хаген. И чем дело кончилось?
— Кто сказал, какая каша — тому принесли. А кто нет, — Марта развела руками, — тот так и ушёл. И с хлебом та же песня. Как он начал им сорта перечислять… Кто догадался какое-нибудь услышанное слово из списка повторить — тот с куском хлеба остался. А кто нет — так и нет.
— Вприглядку накормил, в общем, — резюмировал я.
Судя по всему, преподаватель решил своими методами бороться с «непониманием».
— Жёстко, — заметил Хаген, — однако я уверен, что к завтрашнему утру все без исключения дети будут знать название минимум одного блюда.
— И что, они одно и то же будут всё время есть? — слегка ужаснулась Серафима.
Фон Ярроу пожал плечами:
— Захотят разнообразия — запомнят ещё несколько названий.
Что ж. Справедливо.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРЕПОДАВАНИЯ
В среду после обеда, на первом моём уроке представлял меня, как и обещался, Семёныч. Он вошёл в класс впереди меня — важный, пошевеливая усами —
Начали мы с простого. С представления.
— Меня зовут Коршунов Илья Алексеевич, и я ваш учитель по военной специальности, — я подождал, пока переводчик перетолмачит. Как же раздражала эта тягомотина с переводами! Но быстрее было никак.
— Обращаться ко мне следует: «господин Хорунжий» — это понятно?
И снова длинная цепочка переводов туда-сюда.
— Первое, что мне важно: посмотреть, какие напевы вы умеете петь?
В секретариате боевого факультета, где я вчера списки получал, меня уверили, что все до единого кадеты и умеют петь, и способны к магии, некоторых из них даже забрали у шаманов, которые готовили себе помощников, и этим фактом не все шаманы были довольны. Однако служители тувинских духов обещали родителям этих детей удачу когда-нибудь потом, а наборщики отряда платили родне откупные прямо сейчас, поэтому нетрудно догадаться, что все документы были составлены честь по чести. Более того, какую-то мзду высочайшим распоряжением выплачивали и шаманам, и обещали платить ещё, если они как следует подготовят новых мальчишек к следующему году, так что тут все остались довольны и даже заинтересованы в продолжении сотрудничества.
На деле уровень подготовки оказался сильно разным, но совсем неумёх действительно не было. Я делал себе пометки в большой тетради, которую завёл себе помимо журнала. В классном-то журнале только оценки да отсутствие полагалось проставлять, а мне надо знать: кто на что способен. Наизусть всех не упомнишь. И поскольку учеников было аж шестьдесят, со всеми проверками да записями я едва-едва в лекционную пару и уложился.
Н-да, такими темпами хрен мы кого научим!
Следующую лекцию я слушал несколько рассеянно, размышляя о перспективах своего учительства. И, едва она завершилась, снова поспешил к секретарям ректора. И-и-и… замок поцеловал, что называется.
— А-а, Илья Алексеевич! — добродушно окликнули меня, пока я дёргал дверь.
Обернулся — сам ректор, уже в шляпе, с портфельчиком. Не иначе, домой собрался.
— Здравствуйте, Владимир Евстигнеевич! — обрадовался я. — На ловца и зверь бежит!
Ректор перестал лучезарно улыбаться и с проснувшейся подозрительностью предупредил:
— Как хотите, голубчик, а освободить вас от занимаемой должности я не могу. Сами знаете: приказ государя!
— Да я вовсе не собираюсь освобождаться! — заверил я его. — Я как раз по вопросу, как бы лучше организовать уроки.
— Так-так, и как же вы хотели бы?
— А вот как! Послушал я сегодня тех мальчишек. Все поют, конечно, но все по-разному. Разброд и шатание сплошное. Я бы поделил их на три взвода…
— Подгруппы, — мягко поправил ректор.
— А это хоть горшками назовите, суть не меняется.