Ком 6
Шрифт:
Он его нарочно дразнит?
Надо думать, да.
В таком духе разговор продолжался, пока русский император не изволил отведать не менее пяти блюд. Ну и мы налегали — со вкусом, но без жадности. Приличия, всё ж таки!
Кайзер ждал, изо всех сил не раздувая ноздри. Свита его на протяжении всего обеда сидела, не шевелясь. Разве что кое-кто крепче прижимал к себе папочки (в которых, полагать надо, лежали очень важные бумаги) и плотнее поджимал губы.
Наконец понесли кофе и десерты. К этому моменту кайзер дважды почти взял себя в руки и дважды вновь озверел, будучи
— Полагаю, сейчас мы можем перейти к делу? — спросил Вильгельм, резко отодвинув в сторону нетронутую кружечку кофе. Напиток плеснулся на блюдце.
— Очень, очень вкусный кофе, — с удовольствием сказал Андрей Фёдорович. — Могут же, шельмы, когда захотят. Что ж, давай и о делах.
Кайзер сцепил перед собой руки:
— Насколько мне известно, мой царственный брат, Великая Германская империя не объявляла и не вела военных действий в отношении Российской империи.
Андрей Фёдорович выжидательно и как бы слегка удивлённо приподнял брови.
— В свете этого я хотел бы знать, — в голосе Вильгельма Вильгельмовича заскрежетал металл, — на каком основании русская армия захватила демонстрационный германский шагоход, направленный на территорию наших союзников с единственной целью: явить дружественным войскам образец технической мощи Германской империи?!
— М-м-м! — протянул Андрей Фёдорович. — Исключительно демонстрационный шагоход?
— Да! — Кайзер с трудом удержал кулак, чтобы не грохнуть им по столу. — И у нас есть тому документальное подтверждение! Вот данные о подготавливаемом параде!
Один из германских сопровождающих тут же вскочил, протягивая свою папку.
— Ах, оставьте! — добродушно усмехнулся Андрей Фёдорович, слегка отмахиваясь. — Эти бумаги у нас и у самих есть. — Немецкий секретарь едва не подавился. — А вот по части демонстрационных целей, — тем же тоном продолжил русский император, — у меня лично есть изрядные сомнения. Коли речь шла исключительно о парадном предназначении — к чему полная боеготовность машины и под завязку загруженный боекомплект? Не надо убеждать меня, что вы собирались расстрелять японский парад. И в таком снаряжённом виде, — Андрей Фёдорович покачал головой, словно журящая шалунов нянька, — «Кайзер» явился на линию боевого соприкосновения русских и японских войск и вступил в бой с шагоходом казачьего механизированного подразделения. К счастью казаков, экипаж «Кайзера» повёл себя крайне непрофессионально…
Кажись, воздух начал слегка гудеть?
— … и был захвачен в плен. Вместе с машиной. Согласно русскому военному праву, техника, захваченная казаками в бою, является их личным трофеем. О чём были составлены соответствующие документы.
Теперь пришла очередь русских секретарей передавать папочки с копиями.
— Более того, — Андрей Фёдорович душевно улыбнулся, — инцидент на этом не завершился. В тот же день казачьи позиции были атакованы двумя «Тиграми» при поддержке шести шагоходов северояпонской армии. Мы имеем желание выразить вам некоторое недоумение, мой царственный брат. Примите нашу ноту, — поднялся и передал папку ещё один секретарь. — Я надеюсь, вскоре мы услышим внятный ответ: воюет ли Германская империя с Российской —
Кайзер Вильгельм молчал, играя желваками.
Ох и злится…
Ещё бы!
Губы у кайзера практически побелели:
— От имени Великой Германской империи я приношу извинения Российской империи и уверения в том, что вмешательство германских машин в военные действия на русско-японском фронте — результат неверной трактовки отдельных приказов некоторыми лицами. Я вынужден признать: весь этот досадный инцидент — результат нелепой выходки моего младшего сына. Возможно, он был взят в плен под ложной фамилией. И я хотел бы обсудить условия его выдачи.
— Отчего же «ложной»? — дипломатически изумился Андрей Фёдорович. — Он назвал имя, звание, и на нём была соответствующая форма. Принц Фридрих Вильгельм Август Прусский был опознан казаками и добровольно — я подчёркиваю — по собственной инициативе сдался в плен, в соответствии с международной конвенцией о вассалитете. Сожалею, мой царственный брат, но международное право не предусматривает его передачи каким-либо лицам.
Вот тут знаменитая германская выдержка изменила-таки кайзеру. Он вскочил на ноги и уставился через стол прямо на русского императора, дыша медленно и тяжело, как бык, приходящий в ярость. Мы со Зверем уж подумали, что сейчас он и заревёт — низким, неистовым голосом.
Андрей Фёдорович невозмутимо ждал.
Вильгельм десятый уперся в стол сжатыми кулаками, которые ощутимо начали отливать сталью, и что-то глухо сказал по-немецки. Все его сопровождающие, как один, встали и молча вышли за дверь.
— Пожалуй, господа, и вы нас оставьте, — проговорил Андрей Фёдорович.
И наши все ушли — в другую дверь, за нашими спинами. Кроме меня. Потому как император именно такой поворот событий и предполагал.
— Кто его сюзерен? — спросил кайзер, совладав с голосом.
— Так вот он, — Андрей Фёдорович очень спокойно обернулся ко мне, — Коршунов Илья Алексеевич. Командир шагохода. Кстати, тоже личного, трофейного. Сотник Иркутского особого механизированного отряда.
Вильгельм десятый уставился на меня, словно ему муху представляли:
— Сотник?.. Это вообще что за чин?
— Если по-вашему… — Андрей Фёдорович неопределённо пошевелил пальцами, — до гауптмана не дотягивает. Ближе к лейтенанту, пожалуй.
— Не дотягивает до гауптмана?.. — севшим голосом переспросил кайзер. — Мой сын присягнул… лейтенанту? Он что — с ума сошёл?
Андрей Фёдорович почти весело обернулся ко мне:
— Растолкуй его величеству, Илья Алексеевич! Как, по твоему разумению — отчего принц Фридрих к тебе кинулся?
— А к кому ему было кидаться? — рассудительно ответил я. — Он же шибко в плен хотел. А нас в экипаже четверо всего. Все, конечно, дворяне. Только Швец с Пушкиным безземельные, а Хаген — тот вообще зависимый. Принц как услышал, что меня фрайгерром навеличивают, так сразу и сказал: вам, мол, сдаюсь. Всё по конвенции этой, будь она неладна.