Команда «Наутилуса»

Ворисгофер Софи

– Не поискать ли нам птичьих гнезд? – предложил Франц.

– Здесь водится множество птиц, – отвечал Гольм, – в любом дупле мы найдем их гнезда.

Все отправились в глубь леса и вскоре заметили на большом развесистом дереве голову тока, выглядывавшую из небольшого отверстия в стволе. Другая птица сидела рядом, вероятно, она сторожила свою подругу.

– Странно, – удивился Ганс, – как это птица могла влезть в гнездо? Отверстие так мало, что ток и голову-то едва в него может просунуть.

– Очень просто, – засмеялся

Гольм. – Когда гнездо готово и самка отложит в него яйца, самец просто-напросто замуровывает ее там по шею. Ей и приходится волей-неволей сидеть там до тех пор, пока не вылупятся птенцы. Конечно, самец должен позаботиться о прокормлении самки. И действительно, он целый день занят тем, что таскает ей корм. Говорят, что он так устает от этой работы, что к концу насиживания едва держится на ногах. Как только птенцы вылупятся – самка выпускается на свободу.

– Прелестная птица, – заметил Больтен. – Жаль, что мы не можем ее застрелить.

– Я возьму ее руками, – объявил Франц и полез на дерево.

Франц быстро добрался до гнезда.

– Ломать гнездо или нет? – спросил он.

– Просунь туда руку и посмотри – что там. Если есть яйца – достань хоть одно. Франц обернул руку носовым платком и сунул ее в отверстие.

– Ай, ай! – раздался его голос сверху. – Ой, ой!.. Ах, ты… есть яйца… Ой, ой! До крови укусила.

И он бросил доктору яйцо. Оно было совершенно свежее, только что снесенное.

– Франц! – закричал доктор. – Нельзя ли достать и саму птицу?

– Постараюсь, только это нелегко сделать. Очень уж она кусается… Да, – жалобно проговорил Франц, спускаясь с дерева и держа птицу за крылья, – клюв ее мне теперь хорошо известен. Ужасно больно кусается!

Это было сказано таким комичным тоном, что все невольно расхохотались. Доктор понес пойманного тока и дорогой постоянно обращал внимание своих спутников на различные интересные растения, которые те собирали. Вдруг он остановился перед густым колючим кустарником и проговорил:

– Ганс, ты, кажется, говорил, что у нас нет гуммиарабика. А я обещал тебе достать его.

– Да, ты говорил, что здесь где-то есть аптека.

– Она перед нами. Этот кустарник – не что иное, как аравийское камедное дерево, из породы акаций. Поищи хорошенько и ты найдешь на нем то, что тебе нужно.

Подойдя к кусту, Ганс заметил на его ветвях засохшие капли камеди, вроде тех, что бывают у нас на вишне. Собирать этот наплыв было, однако, нелегко, так как множество острых шипов покрывали ветви. Впрочем, мальчик все же ухитрился набрать порядочный запас камеди. Затем путники тронулись дальше. Вскоре они дошли до деревни.

Самец тока издали следовал за своей подругой вплоть до самой деревни, перелетая с одного дерева на другое. Когда же пойманную птицу спрятали в корзину, то он решился слететь с дерева и уселся на земле около корзины.

– Вот бы поймать и этого, – заметил Ганс. – Славная была бы парочка

для зоологического сада.

Между тем солнце начало садиться. Путешественники поспешили к ожидавшему их пароходу, с которого раздавались уже пронзительные свистки. Негры сопровождали гостей в своих челноках и, когда те пересели на «Ганзу», получили от юношей различные мелкие вещички в подарок. «Ганза» быстро понеслась по озеру. Самец тока то кружился над пароходом, то садился на ближайшие деревья и жалобно кричал.

– Отпустите лучше самку, – сказал капитан. – Она все равно не вынесет одиночества и околеет. Эти птицы не могут жить врозь.

– Тогда мы сделаем из нее чучело, – возразил доктор. – Шкурка тока нам не менее интересна, чем и живой ток.

«Ганза» передала своих пассажиров на борт «Наутилуса» уже ночью. Однако натуралисты не сейчас же пошли спать; им нужно было привести в порядок собранные растения, яйца и прочее, а также позаботиться о самке тока.

Ее посадили в просторную клетку, положили ей корму, но она даже не взглянула на него, оставаясь неподвижной. Зато котята чувствовали себя превосходно и становились уже ручными.

Весь следующий день ушел на упаковку собранных коллекций и отправку их на родину с почтовым пароходом, отправлявшимся из Лагоса в Европу.

На третий день «Наутилус» снялся с якоря, и путешественники отправились к островам Гвинейского залива. На второй день после отъезда самка тока околела. Доктор взял острый нож, разрезал ей кожу вдоль брюха и груди и осторожно снял тонкую шкурку.

– Теперь мы набьем из нее чучело? – поинтересовался Ганс.

– Нет. Это мы можем сделать и дома. Набивка отнимет у нас много времени, да и перевозить шкурки легче и проще, чем чучела. Мы только высушим эту шкурку да постараемся предохранить ее от насекомых.

С этими словами Гольм достал какую-то мазь и стал натирать ею шкурку с внутренней стороны.

– Что же это – тоже яд? – спросил Ганс.

– Один из сильных ядов, – отвечал доктор. – Эта мазь состоит из смеси мышьяка и зеленого мыла. Мыло связывает частички мышьяка, не дает им рассыпаться в порошок. В эту смесь подбавлено еще немного и квасцов, чтобы шкурка затвердела и перья лучше держались.

Когда птичья шкурка была достаточно промазана мышьяковым мылом и вывешена на палубе для просушки, Гольм сказал:

– Пойдемте вниз, я покажу вам кое-что интересное.

Все спустились в каюту. Гольм вынул из ящика микроскоп и поставил его на стол таким образом, что свет от окна каюты падал прямо на зеркальце, прикрепленное внизу микроскопа.

Сначала он объяснил мальчикам, что верхнее стекло трубки микроскопа называется «окуляром», а нижнее – «объективом», затем показал им, как следует направлять свет с помощью зеркальца. После этого он взял маленькое стеклышко и положил на него каплю воды.

– В ней есть животные? – спросил Ганс.