Командарм Дыбенко(Повести)
Шрифт:
На «Полярной звезде» никого из членов Центробалта не было. Вскоре появился Измайлов. Главный комиссар Балтфлота рассказал, что на всех кораблях и береговых частях прошли митинги по декрету-воззванию Совнаркома.
— Моряки принимают резолюции, требующие прекращения демобилизации личного состава, строгого соблюдения революционной дисциплины, — говорил Измайлов. Положил перед наркомом пачку резолюций, добавил: — Корабли приводятся в боевую готовность.
Дыбенко читал резолюции. Команда линкора «Севастополь» постановила: «Кому дорога справедливость на земле и кто желает, чтобы его дети, братья, сестры, отцы, матери и деды не страдали от гнета царей и палачей и их правителей, тот должен встать под красное знамя борьбы.
— Молодцы балтийцы! — восторгался нарком. — Нам есть на кого опереться. Давай, главный комиссар, обсудим положение.
— Очень тревожно в Ревеле. — Измайлов выглядел усталым, видно, много ночей недосыпал. — Бои идут на подступах к городу. Ждем первую группу ревельских кораблей, туда направили ледоколы «Ермак», «Волынец» и «Тармо»; на них представители Центробалта.
— Обстановка тяжелая, — раздумчиво произнес Дыбенко. — А как с людьми?
— Не хватает. Пытаемся доукомплектовать линкоры и крейсера за счет береговых команд Петрограда, Кронштадта и Ораниенбаума. Кое-кого нашли на вспомогательных судах…
«Флот оголен, а фронту нужны моряки», — думал нарком. Измайлову сказал:
— В Гельсингфорс едет Борис Жемчужин — уполномоченный Совнаркома по переходу кораблей в Кронштадт. — Немного помолчав, спросил: — Как настроение офицеров?.. Да, чуть не забыл, пускай дежурный срочно разыщет Свистулева, у меня к нему важное задание.
— Офицеры? Разные они. Кто признает новую власть, те за переход кораблей. Кое-кто отмалчивается. Но многие категорически против. «Не пробьемся, — говорят они. — Будем отстаиваться в Гельсингфорсе до лучших времен». Они-то и разлагают матросов, вбивают им в головы: «Немцы скоро придут, а море льдом сковано. Переход в Кронштадт невозможен. Остается плен».
— Подлецы! Изменники! Иначе их не назовешь. Их агитация полностью соответствует вражеским планам. Немцы-де покончат с Советами, захватят флот, а после заключения мира вернут его повой России без большевиков. Вот о чем мечтают эти господа!
Некоторое время оба молчали. Заговорил Дыбенко:
— После Октября среди офицеров образовались по крайней мере три группы. Первую, незначительную, составляют офицеры, перешедшие на нашу сторону или нам сочувствующие, они с нами сотрудничают, их мы поддерживаем и оберегаем. Вот они-то за переход, за спасение флота. Вторая группа — многочисленная — мечтает о России английского образца, где уживается парламент и монархия. И, наконец, третья — откровенные царисты, как Вилькен, Черкасский, Ренгартен, Граф. Их много. — Дыбенко закурил. — Правительство поставило перед моряками задачу — во что бы то ни стало перебазировать флот в Кронштадт! Корабли нужно сохранить для Советского государства. Прошу учесть — это приказ! Его мы обязаны выполнить!
Подходили комиссары, центробалтовцы. Всех интересовало положение на фронте. Дыбенко рассказывал, отвечал на вопросы, но о причине своего прибытия в Главную базу еще не обмолвился и словом, только спросил, где мичман Сергей Павлов и его отряд. «Здесь я!» — раздался знакомый голос.
— Объявляю для сведения — мичман назначен начальником штаба Сводного отряда моряков и вместе с отрядом немедленно направляется на фронт в район Нарвы.
— Опять забираете людей! — Измайлов схватился за голову.
— На-до! — Дыбенко повторил: — На-до! — И ко всем: — Мы обязаны сделать все возможное… и даже невозможное, чтобы выстоять и победить!
…В тот же день, 24 февраля, в Мариинском дворце состоялось расширенное пленарное заседание
Дыбенко словно током ударило.
— Народ измучился, устал от войны, ему нужен мир! — крикнул он. — И во имя спасения революции пойдем на эти условия! Унизительные условия!
Подавляющее большинство собравшихся одобрило ленинскую политику мира.
Дыбенко попросил мичмана Павлова рассказать собравшимся о своем отряде балтийских моряков, дравшихся с белыми бандами Каледина и Дутова.
— Проливая кровь три месяца на фронте против Каледина и Дутова, мы дрались за революцию, за народ и победили, — сказал Павлов. — Теперь же, приехав сюда, мы с болью в сердце заметили, что сплоченные ряды гельсингфорсских моряков разрознены агитацией преступных элементов, которые под видом анархистов разлагают спаянные ряды. Мы готовы немедленно выехать на фронт против зарвавшихся немцев и сражаться до последнего дыхания.
Дыбенко подошел к мичману, обнял его и посадил рядом в президиуме. Только сейчас заметил, как Павлов изменился: щеки впали, нос вытянулся. «Отдохнуть бы ему, да и всему отряду, но ведь враг под Петроградом».
Появился запыхавшийся Павел Свистунов.
— Передали, нужен я тебе, — подошел он к Дыбенко. — Наверное, на фронт? Готов!
— Ты, Павлуша, останешься в Гельсингфорсе. Вот-вот приедет Борис Жемчужин, вместе с ним будете эвакуировать флот. Держи постоянную связь с товарищем Отто Куусиненом. Возможно, придется и финских активистов вывозить в Россию. Вот тебе мандат, подписанный Свердловым.
…Полуторатысячный отряд Павлова пополнялся свежими силами, готовился к отбытию на фронт. Надо было спешить. В Главной базе стало известно, что после упорных боев немецкие войска заняли Псков. Пал Ревель, находившиеся там корабли вышли под прикрытием крейсера «Адмирал Макаров» и держат курс на Гельсингфорс. Ледоколы «Ермак» и «Волынец» прокладывают им путь, взламывают тяжелый лед. «Теперь неприятель перебросит освободившиеся войска под Нарву», — сказал Дыбенко Павлову. Оба руководили посадкой матросов в эшелоны. Они спешили на фронт.
«Время поджимает, — волновался Дыбенко. — Надо бы обдумать и обсудить все до мелочей, связанных с перебазированием флота в Кронштадт». Он все же успел встретиться с адмиралами А. П. Зеленым и А. А. Ружеком, поговорил с ними. Александр Павлович Зеленой заявил: «Сделаю все возможное». Обнадежил наркома и Ружек, обещал отдать все свои силы служению новой России.
Посадка завершена. На станции собралась большая группа провожающих, все желали успеха в нелегких боях. Уже перед самым отправлением к поезду подошли человек тридцать матросов. Их привел Г. П. Киреев. Дыбенко знал Киреева: большевик, после Февральской революции 1917 года в Гельсингфорсском Совете возглавлял морскую секцию. В феврале 1918 года Киреев возглавлял «организационный комитет Гельсингфорсского революционного отряда», который находился при военном отделе Центробалта и совете комиссаров, выполнял их «особо важные поручения». Дыбенко был знаком и с опубликованным в печати воззванием комитета к матросам, солдатам и рабочим революционной России. В нем говорилось: «…Кто из вас смело смотрит смерти в глаза, кому Свобода дорога, как воздух, без которого нельзя жить… Кто дорожит Свободой и Революцией — все в наш отряд… Наш девиз: беспощадный красный террор против врагов трудового народа, суровая товарищеская дисциплина, клятва — не слагать оружия до полной победы над врагами Свободы и Революции».