Командарм Лукин
Шрифт:
— Да я-то знаю, как ты вел себя в плену.
— И я знаю, как ты вел себя в плену. И другие знают. Но на душе неспокойно. Ох как муторно!
До отъезда оставалось все меньше дней, и генералы спешили осмотреть как можно больше примечательных мест французской столицы. Очень сильное впечатление на Лукина произвел Пантеон. Особенно его поразила могила Наполеона — белый мрамор, золотой орнамент и часовой возле могилы в форме наполеоновской армии.
Лукина и Прохорова однажды пригласили в варьете. Пришли в Мулен-Руж. Театр забит
— Чудеса, — толкнул в бок Лукина Прохоров.
— Париж есть Париж, — поясняет сопровождающий. — Между прочим, недавно тут пытался выступить Блюменталь-Тамарин.
— Знакомая личность, — сказал Лукин. — И что же?
— Его забросали тухлыми яйцами.
— Поделом мерзавцу. — Лукин начал скучать. — Может, уйдем, Иван Павлович? — повернулся он к Прохорову.
— Останьтесь, — уговаривает сопровождающий. — Это все, так сказать, прелюдия. Сейчас начнется серьезное представление. Сцены из русской казачьей жизни. Я же вас специально на этот спектакль пригласил.
Дождались спектакля. То, что происходило на сцене, Лукин потом долго не мог вспоминать без смеха. Спектакль нельзя было назвать даже пародией, так искажены были нравы и обычаи донских казаков. Одни лишь лампасы да искусственные чубы намекали, что на сцене действуют казаки.
— Вот уж потешили так потешили, — смеялся Михаил Федорович. — Увидел бы Шолохов этих парижских казаков! Приеду в Москву, обязательно напишу ему, а может быть, и сам наведаюсь в Вешенскую, как договаривались с Михаилом Александровичем.
В Москву… Теперь уже скоро. Генералам объявили, что за ними приехали товарищи. «Что за товарищи? Очевидно, не просто товарищи. Скорее всего, из НКВД», — предполагали генералы.
Ранним утром к гостинице подкатили «виллисы». На парижском аэродроме генералы погрузились в краснозвездный транспортный самолет ЛИ-2 и, радостные, взволнованные, поднялись в воздух… Не успели освоиться, как самолет уже плавно разворачивался над Берлином. Все прильнули к иллюминаторам. Сверху хорошо видны развалины столицы фашистской Германии.
Самолет, сделав круг над аэродромом Шёнефельд, пошел на посадку. Здесь заправка — можно выйти, размяться. Лукин подошел к летчикам, спросил:
— Когда будем в Москве, ребята?
«Ребята» мочат, отворачиваются. «Так, все ясно, — с грустью подумал Лукин. — Проинструктированы».
Проинструктированы были и сопровождающие офицеры. Они держались хмуро и замкнуто, в разговоры с генералами не вступали, на вопросы не отвечали.
И вот самолет снова в воздухе. Лукин не отрываясь смотрел в иллюминатор. Чем дальше на восток, тем гуще становились краски неба. Чем ближе к Москве, тем сумеречнее в салоне. Тем сумеречнее на душе…
— Москва! — громко произнес кто-то.
Лукин вздрогнул, вплотную прильнул к стеклу. Под крылом самолета масса
Родная земля! Кончились годы разлуки с тобой. Как ты встретишь своего сына?
6. Проверка
Преданный человек, в звании восстановить, если желает — направить на учебу, по службе не ущемлять.
Недалеко от Москвы
На взлетном поле и возле здания аэровокзала — ни души. Подрулили к ангарам.
— Что-то не видно ни родных, ни музыки, ни цветов, — проговорил Лукин.
Ему никто не ответил. Все молчат. Трапы никто и не думает подавать. Двери закрыты. В самолете установилась гнетущая тишина…
После получасового ожидания, которое всем показалось вечностью, на взлетное поле выехали два стареньких автобуса и несколько легковых автомобилей. Из приземистого здания аэровокзала вышла группа военных во главе с генералом. Постояли, посмотрели в сторону прибывших и удалились.
Наконец подкатили трап.
— Выходите!
Генералы один за другим спустились на землю. Плотный коротконогий майор с листком в руках начал выкликать фамилии и распределять по автобусам. Дошла очередь до Лукина. Офицер указал в сторону легковой машины:
— Вас прошу сюда.
На заднее сиденье рядом с Лукиным сели два молоденьких лейтенанта. Машина тронулась с места и, обогнув здание аэровокзала, покатила по Ленинградскому проспекту. Сердце замерло. Москва! Любимая Москва!
— Куда везете? — спросил Лукин.
— Вы же хорошо знаете Москву, сами видите.
— Москву-то я знаю. Едем по Ленинградскому проспекту. А дальше куда?
— Узнаете.
Промелькнул Белорусский вокзал. На Лесную не свернули, — значит, не в Бутырку… Улица Горького, дальше поворот к Театральному проезду, площадь Дзержинского… На Лубянку? Нет, поворот к Старой площади.
— В ЦК везете? — неуверенно спросил Лукин.
— Туда еще рано, — с усмешкой ответил сосед.
Машина вывернула на Маросейку.
— Неужели в Лефортовскую тюрьму? — вырвалось у Лукина.
— Пока едем в Люберцы, — сообщил наконец сидящий впереди майор.
За деревней Медвежьи Озера машина свернула с шоссейной дороги. На небольшой опушке стояли новые двухэтажные дома, уже выстроенные для обслуживающего персонала, а пока было решено разместить там бывших пленных генералов.