Командир атакует первым
Шрифт:
Авиации противника опять не встретили. Не было даже зенитного огня. Становилось все более понятным одно: немцы берегут силы для наступления. Но когда оно будет?
Три вылета почти без перерыва, хотя и без воздушных боев. Мы подустали и уже собирались в столовую: сегодня наш праздник - и какое бы там ни было, а праздничное застолье будет.
В это время команда: "Капитан Карнач, лейтенант Шевчук - к командиру полка!"
Подполковник Кутихин встретил нас как-то по-домашнему просто. Начал разговор:
– Карнач, Шевчук... Я понимаю, вы устали. Но нужен еще вылет. Идут соседи, штурмовики. Сами понимаете, спокойного воздуха не может быть вывели
Командир вздохнул:
– Первый военный май... А до войны... Карнач, Шевчук, помните?..
Он обнял нас обоих за плечи:
– С праздником. С праздником, ребята. Вернетесь - отметим. По-фронтовому отметим...
Штурмовики получили задание уничтожить артиллерийские позиции противника севернее Феодосии. Мы идем выше и правее их группы. "Горбатые", как называли на фронте Ил-2 за их высокую кабину, летят плотным строем, словно журавли перед опасностью, жмутся друг к другу. И действительно, опасность подстерегала эти самолеты всюду. Не всегда спасала их броня от огня с земли и с воздуха. До тех пор пока Ил-2 оставался одноместным, без стрелка-радиста, уступая истребителю в маневренности, штурмовик без прикрытия легко становился жертвой "мессеров".
Хотя мы, летчики-истребители, и подсмеивались над штурмовиками, по-дружески шутили, что-де они не летают, а землю пашут, но с полным основанием считали - по мужеству летчикам-штурмовикам в военной авиации нет равных.
В первые же месяцы пребывания на фронте мне, как и остальным летчикам полка, нередко приходилось работать со штурмовиками. Я уже знал многих из них, тем более из полка, который базировался на пашем аэродроме. Особенно нравился мне их командир, майор Шутт. Запомнил я его сразу. И не только потому, что уже встречал лейтенанта с такой же редкой фамилией. Запомнил я его по первым же совместным боевым вылетам. Когда майор Шутт руководил действиями штурмовиков, можно было твердо сказать - задачу свою они выполнят во что бы то ни стало.
И вот четыре дня назад, перед самыми первомайскими праздниками, не стало этого замечательного человека, летчика редчайшей воли и мужества.
Ранним утром мы, готовые к выруливанию и взлету на задание, увидели, как над аэродромом пролетела пара штурмовиков - майор Шутт возвращался со своим ведомым из разведки. Даже с земли самолет ведущего представлял удручающее зрелище - в крыльях зияли огромные отверстия, за стабилизатором и килем тянулись лоскуты перкаля. Машина шла неуверенно, словно управлял ею не один из асов полка, а новичок, впервые севший в кабину. Было ясно - с летчиком случилась беда. Тем не менее ведущий пропустил на посадку первым своего подчиненного. А его самолет, пробежав по аэродрому, развернулся на сорок пять градусов и остановился.
Нам вот-вот взлетать, а штурмовик стоял в центре аэродрома, и летчик из кабины не показывался.
Все, кто был свободен, бросились к самолету. Голова комполка безвольно склонилась на грудь, лицо залито кровью. Вместо правой кисти руки - кровавое месиво и белеющая сломанная кость. Реглан на животе разорван, набух кровью...
Смертельное ранение летчику было нанесено прямым попаданием снаряда в кабину. Теряя сознание от боли, потери крови, без правой руки, левой он пилотировал подбитый самолет и привел его на аэродром... Через несколько минут майор Шутт скончался{1}.
Гораздо чаще, чем
И вот сейчас, поглядывая сквозь фонарь кабины на неповоротливые, тяжело груженные штурмовики, я повторял про себя слова подполковника Кутихина: "Штурмовикам нужно отработать и вернуться. Вернуться именно сегодня".
Каждый из фронтовиков знает, как невыносимо тяжело лететь обратно, пусть даже с большой победой, но если в строю нет товарища. Гнетущая тишина в землянке, где еще недавно, час назад, был он, невернувшийся, Молчаливый траур в столовой, где рядом с твоим местом - его, невернувшегося. Тоскливый взгляд механика самолета - его, невернувшегося...
Нет, штурмовики должны вернуться все. Это зависело от меня, от Виктора Головко, от Степана Карнача, от его ведомого, Александра Лашина. Мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы они вернулись. Пусть нас всего две пары.
В наушниках шлемофона хрипловатый, искаженный несовершенством радиостанции (из-за чего, кстати, многие летчики и не принимали ее всерьез) голос ведомого, Виктора Головко:
– Командир, что-то с мотором. Температура... Похоже, вода кипит.
Кипит вода. Это значит: двигатель не охлаждается. Несколько минут - и мотор заклинит. Самолет беспомощен. Останется только одно - искать площадку для вынужденной посадки или прыгать с парашютом. А внизу вражеская территория.
Опередив меня, ответил Карнач:
– Иди домой. Скорость держи... И высоту... Лишнего не теряй, - напомнил он моему ведомому.
Самолет Головко накренился вправо и остался где-то позади.
Небо пока чистое, безоблачное, хотя обычно после полудня оно покрывается белыми барашками облаков. А вон и Феодосия. Кое-где дым, огонь пожаров. Досталось городу. Немцы его брали, наши отступали, потом наши брали, немцы жгли... И снова враг ходит по улицам Феодосии...
Вблизи по-прежнему ни одного самолета. Лишь далеко слева идет группа. Но это наши бомберы. Снова, наверное, на Чонгарский мост пошли. В прошлый раз они отбомбились плохо. Я, во всяком случае, ни одного разрыва близко к мосту не видел. Может, сейчас повезет больше? Тоже бедолаги: на этот раз идут без сопровождения истребителей. Тяжело нам от этого, больно. Так бы вот и разорвался, сел на два, на три самолета, чтобы всем легче было - и штурмовикам, и бомбардировщикам, а главное тем, ради кого мы все летаем, пехотинцам. Достается им... Мы хоть по ночам спим, можно сказать, спокойно, хотя тоже бомбят часто. А они? Ни днем, ни ночью, сутками, неделями не вылезают из окопов, траншей. А если и поднимаются, то только врукопашную, вперед, в атаку или контратаку... Правда, гибнут все одинаково: и летчики, и пехотинцы, и танкисты - все. Одинаково уходят от нас товарищи, сделав, как должно, свое святое дело. Остальное вершить нам и тем, кто останется после нас.
Нашему полку повезло: он один из немногих, который летает на новых машинах. А сколько ребят от Черного моря до Белого воюют еще на "ишаках", на "чайках"! Хорошие в свое время самолеты были. На Халхин-Голе, например, отлично били японцев... Но с "фоккерами" и "мессершмиттами" трудно. Ох как трудно! Вот если бы все наши полки летали на "яках", "мигах", "лавочкиных"!.. Перед самой войной появились эти замечательные истребители. Но перевооружить ими истребительную авиацию не успели. Да, пока неравный бой получается.