Командир атакует первым
Шрифт:
Головко, наверное, уже подходит к аэродрому. Не дотянет - где-нибудь сядет на вынужденную. Теперь уже над своей территорией. Плохо без ведомого. Но ничего. Нас трое. А тем более со Степаном - не пропадем. Да и в воздухе пока чисто. Может, и обойдется, как в первых трех вылетах.
– Командир, перерасход бензина, - это уже голос ведомого Карнача.
Степан бросил резко, даже грубо:
– Что там еще?!
Вот уж поистине - одна беда не приходит.
А Степан совсем зло:
– Иди к черту! Домой, говорю, иди!
Медленно проплыл назад мимо левой плоскости
Добавляю оборотов мотору, ручку и педаль подаю чуть влево - подхожу к командиру эскадрильи на дистанцию и интервал ведомого.
Что греха таить, мучает беспокойство: пара - это не две пары. И тут же успокаиваю себя: "А может, обойдется? Может, не хотят они сегодня воевать?"
Не обошлось. Когда штурмовики были почти над целью, на северо-западе я увидел тонкие, хищные силуэты "мессеров".
"Один, два, три, - считаю, одновременно бросая взгляд и вперед, и назад, и влево вниз, на наших подопечных, и влево вверх - нет ли и там где-нибудь противника, - пять, шесть..."
– Держись, Шевчук! Десять на двоих - это не так много, - раздался в наушниках голос командира, который тут же добавил: - Если с ними поодиночке встретиться... Расходимся!
Его истребитель резко лег на левую плоскость, отвернул от прежнего курса, вышел из крена и помчался к "мессерам". Почти таким же маневром пошел я на них справа.
Оба мы понимали, что победить при таком соотношении сил трудно, даже невозможно. Но понимали и то, что главное сейчас - отвлечь внимание противника от штурмовиков, которые уже перестроились в боевой порядок и начинали работу. Судя по всему, немецкие летчики их не видели. Иначе часть их несомненно бросилась бы на штурмовики. Нашу пару они, очевидно, приняли за разведчиков и решили поиграть с нами в "кошки-мышки". Тогда они могли позволить себе это: десять на двоих!
Не знаю, может, и нарушили мы со Степаном все законы тактики. Может, и не стоило разбивать боевую тактическую единицу - пару истребителей. Тем более слетанных, какими мы не без основания уже считали себя. Но и тогда, и до сих пор я уверен, что поступили мы правильно. В обычных условиях, пусть даже при таком соотношении сил, мы пошли бы на врага парой. Да, две силы, две воли, спаянные в одну, единый огневой удар двух истребителей могли нанести противнику ощутимый ущерб. Кроме того, я защищал бы сзади самолет Карнача, он тоже мог предупредить меня о маневре врага. Но мы не на свободной охоте. Задача одна: обеспечить действия штурмовиков. И, разделившись, мы стали двумя, хотя и слабо защищенными, но боевыми единицами. Мы шли на противника с двух сторон, и "мессерам" поневоле пришлось разделиться.
В мою сторону почему-то бросились шесть "мессершмиттов", на Степана четыре. Один из "моей" шестерки отделился от группы и направился в хвост моему самолету. Совсем некстати пришла мысль: "Если бы рядом был ведомый!"
Мы не отступали, как могло показаться немцам. Нам нужно было оттянуть их самолеты подальше от района действий штурмовиков.
А теперь... пора. Один из "худых" упрямо пытается зайти в хвост. Остальные держатся поодаль. Я понял, что это старший группы. Решил записать меня на свой счет. На Степана идти не рискнул. Вполне резонно решил, что и у нас ведущий всегда сильней ведомого. Однако для верности на свое прикрытие взял пятерку.
Слева, чуть выше плоскости, - трасса. Бросаю "як" вправо. Крен - больше некуда. Ручку на себя. Еще... Еще... Перегрузка растет.
Кажется, удалось. Трасса ушла в сторону и оборвалась. Длинную очередь пустил немец. Но сейчас он уже не в хвосте, а почти на противоположной стороне виража. Попробуем поднажать. В глазах темнеет. Перегрузка в несколько раз увеличила вес моего тела.
Какое-то время положение самолетов не меняется. Противник не из слабаков. Тоже тянет. А мне еще нужно осматриваться. Пока я гоняюсь за ним или "убегаю" от него - это трудно понять, - из оставшейся пятерки кто-нибудь может и подстрелить. Западнее успеваю заметить карусель, в которой крутится Карнач. На него навалились!..
Все, что умел и знал я, что мог мой самолет, было вложено в эту схватку. Плоскости почти вертикально. По горизонту держу самолет уже не рулем высоты, а педалями. Скорость, как нужна скорость! А сколько мы уже виражей накрутили? Не до счета...
Хочу посмотреть, где остальные "мессеры". Голова поднимается и поворачивается с огромным трудом - сказывается перегрузка. Немцы, видно, помогают своему информацией о моих действиях. Ну что ж, ему легче. У меня же не только гимнастерку, но, кажется, и кожу реглана пробило потом.
Стоп! "Мессер" попался: задрал нос, повалился на крыло, вращаясь, пошел вниз. Перетянул! Сорвался в "штопор". Только бы успеть!
Нет, немец - пилот сильный. Тут же вывел. Опять закрутились на виражах. Опять до потемнения в глазах. Но вот и у меня неудача. Тоже "штопорнул". Вывел. Земля все ближе, ближе. Скользнул взглядом по высотомеру: четыреста метров. Немного. Нужно постараться. "Ну, Вася, давай!.. Еще чуть, еще..."
Палец все время на гашетке. Сколько раз немец в кольцо прицела попадал, но до перекрестия не доходил. А нужна-то всего секунда. Ему, кстати, тоже не больше.
Медленно, нехотя силуэт "худого" плывет по сетке прицела. Пальцем правой руки сквозь кожу перчатки явственно ощущаю насечку на изгибе гашетки. Прозрачный колпак кабины "мессершмитта" накрывается перекрестием. И тогда я всаживаю в эту кабину, кресты, топкий хищный фюзеляж такую длинную очередь, что самолет мгновенно прямо на моих глазах вспыхивает и, взорвавшись, рассыпается на бесформенные куски.
"Сколько же продолжалась смертельная чехарда?" - прикидываю я, провожая взглядом поверженного врага. На бортовом хронометре 13 часов 35 минут. А взлетел в 13.10.