Командир Иванов
Шрифт:
Женя шагала опустив голову. «Еще сто шагов!» — приказывала она себе. И шла сто шагов и не падала. И назначала себе новые сто шагов.
Иванов обернулся — чего там Женя шепчет? И успокоился: глаза у нее были веселыми.
— Идите! Я догоню, — сказал он. И полез по каменной осыпи к скальному обнажению, на пепельной глади которого проступали, словно ржавчина, бурые нити и пятна.
«Известняк, — подумал Иванов. — Может, заинтересует геологов».
Он отметил место на карте. Затем обухом топора отколол
«Ого! — подумал Иванов. — Донесу ли?» Он вспомнил геологов, которые искали камень для отсыпки полотна железной дороги и никак не могли найти. Летом они не раз выходили на его костер, и начальнику десанта хотелось помочь этим ребятам.
Ссутулясь под тяжестью рюкзака еще больше, он двинулся по следу девушек.
Вдруг что-то забеспокоило Иванова. Он перестал думать о геологах и увидел, что поступь Аллы стала неуверенной. Она то и дело оступалась с тропинки, которую промяла Женя. Это изумило Иванова. Алла казалась ему очень выносливой. Лыжница, спортсменка, идет налегке… Странно, очень странно!
Вскоре он заметил на снегу какой-то черный предмет. Подошел — это был танкистский шлем, подаренный Алле Ахметом. Он поднял его и положил в свой мешок. Через некоторое время он поднял Васин подарок — нож. А еще через тридцать шагов Иванов увидел брошенный котелок с вывалившейся на снег лапшой — последней их пищей. Он сгреб лапшу вместе со снегом в котелок и засунул его в рюкзак. Последней вещью, которую он подобрал, был его собственный свитер. Он красным пятном лежал на белом снегу.
Иванов шел быстро, как только мог. Камни брякали у него за спиной.
Он увидел девушек за поваленной лиственницей. Алла сидела прямо в снегу и смотрела перед собой пустыми бездумными глазами. Женя суетилась, пытаясь разжечь костер.
Иванов содрал с березы лоскут бересты, зажег, сунул под собранные Женей ветки, и костер занялся быстро и жарко.
— Не хочет дальше идти, — прошептала Женя. — Я испугалась до ужаса. Села и сидит…
— Иди к огню! — сказал Иванов.
Но Алла смотрела мимо него бессмысленным взглядом.
Тогда Иванов бросил в снег спальный мешок и насильно пересадил на него Аллу.
Он поставил разогревать лапшу. А второй котелок набил снегом и поставил чай.
— Это же надо, сама, по доброй воле оставила дом, друзей, — медленно сказала Алла. — Зачем? Ради чего я барахтаюсь в этих снегах?
Иванов и внимания не обратил на ее слова.
— Пахнет-то, пахнет! — восхитился он, нюхая разогретую лапшу и давая понюхать Жене.
Он достал ложки, и они с Женей принялись за еду. Иванов так причмокивал, так громко скреб ложкой и так радовался лапше…
— Дай-ка я доем, — сказала Алла деловито. И отобрала у Жени котелок.
Смеркалось.
Иванов
В ответ за лесом ахнуло дважды. Помолчало — и ахнуло еще.
Иванов засек направление.
— Это же наши стреляют! — воскликнула Алла.
Женя с удивлением посмотрела на свою бывшую подругу. Сумрачный и серьезный, Иванов уложил рюкзаки.
Алла бодро пробивала в снегу тропу — только мелькали валенки да работали локти. Иванов и Женя с рюкзаками тащились за ней.
— Добренький ты больно! — сурово сказала Женя. — Убить ее мало. А ты ей слова не сказал.
— Убить мало, — согласился Иванов. — Лучше бы ей помочь.
Невдалеке за деревьями взревел бульдозер. Это Вася запустил двигатель, чтобы Иванов не заблудился, а шел все время на звук.
И этот рев показался им, бредущим под красной луной, таким родным и домашним.
Событие двадцать третье. Лева пишет дневник
Второй месяц десант шел на восток. Ребята окрепли, обветрились, притерпелись к морозам.
И все равно было страшно проснуться первым. Потому что первый должен был немедленно встать и затопить печку. И как назло, первым почти всегда просыпался Лева. Он выглядывал из спального мешка, и ему хотелось немедленно закрыть глаза и притвориться спящим. Заросшее льдом оконце едва цедило свет. Со стен белой шерстью свисал иней. Было холодно и мрачно.
Лева рывком выбирался из мешка и бросался к печке. Он зажигал бересту, и уже через минуту печка начинала гудеть, смотрела на него красными глазами в прожженные дырки.
— Подъем, — сипло рычал Лева. И ударом ноги, как это делал Иванов, отдирал примерзшую дверь. Он на минуту слеп: так сверкал и искрился снег.
Хватаясь за кусты, ребята съезжали к реке, к черной дымящейся промоине — умываться. Постанывая, плескали в лицо ледяной водой.
— С-сильно б-бодрит п-процедура, — лязгая зубами, сообщал Дед.
— Зато сразу чувствуешь себя человеком, — отвечал Иванов.
И они, энергичные, пахнущие морозом, бежали к дому, где Женя готовила завтрак.
После завтрака шли в конец сделанной ими просеки — там стоял Васин бульдозер. Раскаленный морозом, заиндевелый — от одного взгляда на него становилось еще холоднее. Но Вася этого не замечал. Он запускал двигатель и начинал крушить вековые деревья. Деревья падали с треском и гулом. С них белым ливнем сыпался снег.
Вася расталкивал упавшие деревья по сторонам. Дорога походила на ущелье.
Когда на пути вставала особенно толстая лиственница, в работу вступал Дед. Ребята, копаясь в снегу, растаскивали бурелом, чтобы Дед мог подобраться к дереву со своей бензопилой.