Командир Иванов
Шрифт:
Собственно говоря, дорогу строили Вася и Дед. А остальные им помогали.
Мороз палил. Единственная мысль была: «В тепло! Скорее в тепло!» Но ребята отгоняли ее и работали до темноты. А придя в тепло, засыпали над миской с едой. Появлялась новая мысль: «Спать! Скорее в спальный мешок!»
Ребята боролись с трудностями. Только Вася и Дед не боролись. Они были кадровыми рабочими, и все эти трудности были для них обычной работой. А по вечерам они играли в шахматы. И Вася рассказывал случаи из собственной жизни. Очень смешные. И не очень правдоподобные.
Лева ни одного рассказа до конца не дослушал. Он засыпал, будто падал в черную яму.
В воскресенье Иванов назначил выходной и велел всем привести себя в порядок. Дед еще раз побрился, а Лева посмотрел на себя в зеркало и увидел багроволицего взлохмаченного парня с дерзко прищуренными глазами. Лева даже не сразу понял, что это он. А когда понял, то очень обрадовался. «Кажется, я становлюсь человеком», — подумал Лева. Он попросил у Деда бритву и первый раз в жизни побрился.
А потом вынул дневник. Там была всего одна запись. Других он сделать не успел, так как засыпал слишком быстро.
Первая запись была такая:
«Ужасно, что я лишний в десанте: ничего не умею и только мешаю ребятам. Но я стисну зубы, буду мокнуть и мерзнуть, буду стонать, но идти вперед…»
— Стонать? — перечитав, не понял Лева — и вспомнил унылого молодого человека в замызганном демисезонном пальто, то есть себя.
Он сделал следующую запись:
«Прошли еще три километра. Преодолели две реки. Температура минус сорок семь градусов. Начал растить усы».
Событие двадцать четвертое. Иванов ошибается
Оставалось две недели до Нового года — срока их выхода к Ние. И десант, используя каждую минуту светлого времени суток, шел вперед. Всем казалось, что победа близка. Но у Красного яра — заснеженного среза высокой сопки — путь преградила большая река. Прямо под яром длинной кляксой чернела глянцевая полынья. Над ней клубилось облако пара. Даже с обрыва было слышно, как бурлит река в полынье, как гремит подо льдом камнями.
Взяли подальше от полыньи. Но едва бульдозер съехал с берега, лед треснул с пушечным гулом, вздулся белой волной, и она покатилась через реку.
— Назад! — закричал Иванов.
Бульдозер, лязгнув, попятился.
Вася заглушил двигатель, вылез на гусеницу и сплюнул.
— Приехали.
Иванов стал ходить по льду, сосредоточенно размышляя.
Десант, собравшись возле бульдозера, наблюдал, как он ходит по льду. Наконец Иванов перестал ходить, прислонился к гусенице и закурил.
— Выход один, — сказал он мрачно. — Строить ледовый мост. Опустим бревна под лед… Между ними намерзнет ледовая арка… — Он помолчал. — Так как?
— А что как? — отозвался Дед. — Надо — значит, построим.
— Через две недели мы должны выйти к Ние, — задумчиво сказал Иванов. — Ледовый мост нужно построить за четыре дня.
Вася присвистнул.
— Придется поработать, — сказал ясный и бодрый Дед.
А Голуб лишь покряхтел.
Игоря
Разгребли снег, и Дед бензопилой сделал во льду первый пропил. Едва он его закончил, река выбила ледовую пробку и, ударив фонтаном, окатила задумчиво наблюдавшего Голуба с ног до головы. Он мгновенно оброс ледовым панцирем, изумился и побежал к Жене оттаивать.
Первое бревно уткнули в дно реки с немалым трудом: его вырывало течением. Держали, пока не вмерзло. А потом взялись за второе. До вечера погрузили всего пять бревен.
— К весне управимся, — угрюмо сказал Иванов.
Ребята виновато молчали. От брызг полушубки заледенели и лязгали, словно латы. Придя ужинать, поставили их на пол, как колокола. В тепле полушубки быстро раскисли и опали сырой овчиной.
Иванов лег на нары и замер, глядя в закопченный потолок.
Дед с состраданием покосился на командира, забрал полушубок и вышел.
В окно светила луна. Морозные разводы на стекле искрились. Слышно было, как Дед скрипел валенками возле дома. Вернувшись, он сказал со значением:
— Вася, сегодня на удивление светло. Зачем нам сидеть в темной избушке?
Вася невесело усмехнулся:
— Тогда я еще раз поем?
— Поешь, — сказал Дед.
Вася еще раз поел, а Дед его подождал. Потом они взяли бензопилу и ушли.
Через полчаса донесся визг грызущей лед бензопилы.
Лева сполз с нар, постоял и, убедившись, что ноги еще достаточно крепко держат, вышел. Голуб, сопя, совал по карманам тушенку и хлеб. Со стоном поднялся и помассировал мускулы Игорь.
Изумленная Женя провожала ребят глазами.
Иванов выкурил трубочку.
— Кажется, детский сад становится десантом, — сказал он задумчиво и тоже ушел.
К полуночи Женя с ведром горячего какао пришла к реке. С обрыва ей открылась фантастическая картина. Какие-то странные тени, держась за бревно, исполняли танец на искрящемся лунном снегу. И только скрип снега да тяжелое дыхание говорили о том, что это ее ребята. И она ощутила такое счастье, что они есть на свете.
Пока Женя спускалась с крутизны, течение вырвало сваю из уставших рук ребят и конец бревна ударил Деда в живот. Дед отлетел и лежал на льду так неподвижно, что Вася перепугался.
— Дед! — завопил он. — Помер, что ли?
— Отдыхаю, — ответил спокойно Дед.
Женя поставила ведро на снег и приступила к раздаче какао.
Обледенелые рукава не гнулись, и кружку было не донести до рта. Женя поила ребят из рук, как младенцев.
К концу третьего дня было вморожено последнее бревно.
Ребята, словно очнувшись от тяжелого сна, недоверчиво огляделись. Через реку изо льда двумя рядами торчали бревна. А между ними стыла желтая наледь.