Командир полка
Шрифт:
– Послушай меня, секретарь. Я отнюдь не неожиданно меняю свою точку зрения.
– Вебер подал капитану записку Берта, которую тот передал ему через секретаршу.
Чем дальше Кисельбах читал записку, тем краснее становилось его лицо. Прочитав записку, он положил ее на стол и сказал:
– А разве мы все эти долгие месяцы работали не над теми же самыми вопросами, которые поставил тебе командир полка? Я лично…
– А мы их решили?
– перебил капитана Вебер.
– Можем ли мы встать на собрании и во всеуслышание заявить, что мы их давно решили,
– В основном можем.
– Нет, не можем!
– горячо произнес Вебер.
– Не имеем морального права, несмотря на отличные результаты стрельбы первого артдивизиона и отличные действия шестой и четвертой батарей.
– Я понимаю, - Кисельбах стал совсем пунцовым.
– Харкус пришел, увидел, победил. Все, что бы он ни сделал - правильно. А я считаю, мы сами виноваты в том, что происходит в полку в последнее время. Харкус, конечно, личность, но…
– Дело здесь не в Харкусе, - снова перебил Кисельбаха Вебер. Он взял в руки свежий номер «Нойес Дойчланд» и показал в газете статью о маневрах.
Кисельбах взял газету в руки и прочитал вслух:
– «Мы клянемся от всего сердца защищать завоевания социализма, защищать мир и прогресс человечества! Клянемся никогда не позволить извергам прошлого и сегодняшним поджигателям войны развязать новую войну!» - Кисельбах сложил газету и отдал ее Веберу, лицо которого как-то сразу стало серым и усталым.
– Вот что для нас сейчас главное, - проговорил подполковник.
– Только в свете этого заявления нас могут интересовать недоработки личного состава полка и ошибки самого Хариуса. За последние дни я многое увидел и передумал.
– Выходит, собрание уже не нужно?
– спросил Кисельбах.
– Напротив. На собрании мы зададим вопрос всем коммунистам полка: на достаточно ли высоком уровне находится боеспособность нашего полка? Главное же должно заключаться в том, что это собрание мы должны провести не так, как мы предполагали это сделать вначале. Только и всего!
– Ну и наговорил же ты!
– Возможно. Однако мы не имеем права открывать на собрании лжедискуссию. Мы не должны восемь дней командования полком Харкуса отделять от всего учебного года и даже нескольких лет подготовки полка.
Кисельбах посмотрел на часы:
– Через двадцать минут нужно идти на заседание, а мы с тобой так ничего и не решили. Ну что ж, начнем и мы подражать Харкусу, а что из этого выйдет?
Вебер махнул рукой:
– Когда-то нужно вставать на правильный путь, этого требует дело. Не нужно ни от чего отказываться - нужно просто много работать. Сейчас на бюро парткома все и решим.
Кисельбах схватил со стола свои тезисы и, разорвав их на мелкие кусочки, бросил обрывки в корзину для бумаг, а затем сказал:
– Бюро сегодня будет затяжным. Предвижу, что не все товарищи так быстро откажутся от своих взглядов, как я.
– Но нас с тобой уже двое, - усмехнулся Вебер.
– К тому же мы еще кое-какое влияние имеем.
– И Харкус.
– Не думаю, что он будет сидеть на собрании овечкой… Ну, а теперь я, пожалуй, позавтракаю.
– Приятного
Когда Кисельбах вышел, Вебер достал термос из портфеля и налил в кружечку горячего кофе. Разложив на столе тезисы своего доклада, он стал читать их, закусывая бутербродами и запивая кофе. Однако даже за едой Веберу не сиделось на месте, он то и дело вскакивал и в волнении ходил по кабинету из угла в угол. Вебер понимал истинную причину этого. Такое состояние всегда охватывало его, когда он после долгих раздумий приходил к ясному и определенному мнению. Его охватывала такая активность, что он не мог усидеть на месте, а должен был куда-то бежать, что-то делать. Эта активность не позволяла ему терзать самого себя упреками за временное ослепление, которое на него нашло, но от которого он вовремя избавился.
Сейчас Вебер снова был в боевой форме, и любые задачи были ему по плечу.
* * *
Криста сидела у себя дома за столом, раздумывая, стоит ли извещать брата о том, что она приедет несколько позже. Криста понимала, что общеполковое партийное собрание будет иметь большое значение для Харкуса. Понимала она и то, что на собрании, видимо, будут выступать товарищи, которые не погладят Берта по головке.
«Берт, конечно, сам виноват во многом. Например, в том, что он взбаламутил весь полк и восстановил против себя многих офицеров. А кто выступит в его защиту? Или он сам будет защищать себя? Да он вообще никого защищать не будет: он будет яростно нападать. А что смогу сделать я? Стоит ли чего-нибудь мой голос? Я всего лишь кандидат в члены партии и на таком собрании никакой роли не сыграю. Кому я нужна? Берту Харкусу я наверняка не нужна! Так что можно спокойно уезжать. Ни вчера, ни позавчера он ни единым словом, ни единым жестом не дал мне почувствовать, что я ему хоть капельку нужна» - так думала Криста.
Она встала и поправила книги, стоявшие на полке. Однако отогнать от себя тревожные мысли не могла. Вспомнила, как Берт, проснувшись и умывшись в ванной, подошел к ней, когда она стояла у окна, и с легким упреком спросил:
– Почему вы меня не разбудили?
– Не решилась.
Они переглянулись, а он засмеялся и сказал:
– Сплю я некрасиво, хорошо, если вас не было в комнате.
Спустя несколько минут он распрощался с ней и ушел. Выйдя из дома, обернулся и помахал рукой.
Самые важные вопросы, которые полковник Венцель хотел задать майору Харкусу, он оставил на самый конец беседы. На все заданные ему вопросы Харкус отвечал без промедления. Беседуя с майором, Венцель лишний раз убедился, что он имеет дело с целеустремленным офицером, твердым и принципиальным в своих решениях.
– Скажите, почему между вами и некоторыми офицерами до сих пор не налажены хорошие взаимоотношения?
– спросил полковник под конец беседы.
Харкус несколько помедлил с ответом: слишком сложно было сразу ответить на этот вопрос.