Командир полка
Шрифт:
Унтер- лейтенанту Брауэру очень нравилась его работа. Она тесно связывала его с солдатами. В десять лет он остался сиротой и потому многих людей успел повидать, научился разбираться в них и понимать их, привык ко всякой работе.
Назначенный на должность командира взвода, он очень скоро понял, что большинство унтер-офицеров не волевые младшие командиры, а, скорее, плохие бригадиры, пытающиеся руководить той или иной работой.
Брауэр любил разбираться в человеческих характерах и очень часто, прежде чем вызвать к себе на беседу того или иного подчиненного, долго размышлял,
Лицо у Брауэра было круглое, волосы редкие, губы полные, а над верхней губой всегда оставалось несколько волосков, которые ему почему-то не удавалось захватить при бритье. Он был несколько полноват, но обладал завидной подвижностью. В гражданской жизни из него вышел бы расторопный служащий какого-нибудь учреждения. Здесь же офицера недооценивали только из-за того, что его внешний вид не вызывал у многих особых симпатий.
С первых недель службы в полку он внимательно присматривался к унтер-офицерам батареи, особенно к троим из его собственного взвода, регулярно ставил перед ними задачи на следующий день, беседовал и советовался с ними, что и им и ему шло явно на пользу.
Он тщательно готовился к таким беседам, они помогали ему лучше разобраться в людях, что было необходимо, так как, занимая командирскую должность, он являлся еще и партгрупоргом.
Об унтер- офицере Баумане Брауэр знал, что тот к своим обязанностям относится добросовестно, но вот в отношении женщин неразборчив. Брауэра удивляла замкнутость Баумана. Что касается отношения к женщинам, то тут все соответствовало действительности. Бауман то и дело поправлял прическу, украдкой посматривая на себя в зеркало. Он чуть пренебрежительно улыбался, словно давая понять офицеру, что служба службой, но есть дела и поважнее.
Сейчас Брауэр ждал прихода Хаука.
«Унтер- офицер Хаук тоже личность интересная», -подумал Брауэр и невольно вспомнил напутствие секретаря партийной организации, которое тот сделал Брауэру по прибытии в полк:
«Ни на минуту не забывайте, что у вас в подразделении служат хорошие люди, молодые, может быть, несколько замкнутые, но хорошие. Каждый из них воспитывался по-разному, в своей обстановке, и понять их - дело непростое. Даже у самого плохого человека где-то в душе есть хорошие качества. Вы знаете, что нам важен каждый человек, поэтому его надо воспитывать».
Эти слова секретаря парторганизации прочно запали в память молодого офицера. Не забыл он и выражения лица секретаря, его добрую улыбку, когда он, прощаясь, сказал, перейдя на «ты»:
– Я верю в тебя.
– Я постараюсь оправдать ваше доверие, - ответил тогда Брауэр.
Унтер- офицера Хаука Брауэр считал самостоятельным младшим офицером и знал, что на него смело можно положиться. Все характеристики Хаука были одна лучше другой.
«Ну что ж, посмотрим!» - подумал Брауэр, закрывая окно. В комнату медленно вползали сумерки.
Раздался стук в дверь. Вошел Хаук. Поздоровался, сел на указанный стул. Брауэр предложил ему сигарету. Оба закурили.
Разговор с самого начала как-то не клеился. Скоро в комнате стало душно от табачного дыма.
– Как справляетесь с обязанностями?
– поинтересовался унтер-лейтенант.
– Думаю, что сейчас неплохо.
– Я лично, товарищ Хаук, придерживаюсь другого мнения,
Хауку и раньше приходилось слышать подобные советы, но сейчас ему казалось, что этот маленький, дружелюбно настроенный унтер-лейтенант говорит как-то неубедительно.
«Мне осталось служить всего-навсего полгода, - подумал, слушая его, Хаук, - и тогда прости-прощай: сяду снова на свой трактор - да и в поле. Там я покажу, на что способен, а здесь…»
– Да вы, кажется, и не слушаете меня вовсе, - произнес вдруг офицер.
– О чем вы думаете?
– Ни о чем, так просто.
– Значит, сомнения мучают? Унтер-офицер молчал.
– Если вы не хотите мне помочь, если у вас в голове засела мысль о демобилизации, если не будет помощи ни от Баумана, ни от Германа, тяжелее станет не только мне одному. Думаете, на гражданке живут совсем другие люди? А как вы будете работать, если станете бригадиром? Вам только двадцать лет, и вы сможете подняться выше бригадира, но вам тоже нужно учиться.
Хаук чувствовал, как краска стыда заливает лицо. Он взглянул на офицера и подумал: «Неужели он умеет угадывать мысли на расстоянии?»
И вдруг оба почти одновременно засмеялись.
– Ну, так как?
– спросил Брауэр.
Словно рухнула какая-то невидимая преграда. Хаук разоткровенничался, и они проговорили до самого отбоя.
Он стоял у окна. Утренняя заря окрасила почти безоблачное небо на горизонте. Прошло всего несколько минут, и край неба, который только что был розовым, зарделся багрянцем, будто кто-то невидимый зажег где-то далеко-далеко громадный костер. Хаук очень любил природу. Он вырос в деревне, где человек находится в непосредственном контакте с природой. Особую привязанность он питал к лесу и не понимал, как можно не любить его. Наверное, поэтому он не понимал Баумана, который, как и немногие другие, ругал Мекленбургский лес и называл жизнь в деревне скучищей.
Стоя у окна, унтер-офицер слышал ровное, спокойное дыхание товарищей. «Спят себе и не могут полюбоваться восходом солнца!» Сегодня он, выспавшийся и бодрый, встал раньше обычного. Вчерашний разговор с взводным не выходил у него из головы. Он понял, что ошибался в командире, принимая его не за того человека, каким он оказался на самом деле. Все, что советовал командир, было дельным, а времени у Хаука еще много - целых полгода.
На улице стало значительно светлее. Багрянец сменился цветом жидкого золота, и когда ослепительно яркий диск солнца показался из-за горизонта, с неба исчезли последние редкие облачка. Где-то рядом прокричал петух, напомнив Хауку о времени. Он посмотрел на часы: без четверти шесть. Пора будить всех унтер-офицеров.