Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

Минаков Василий Иванович

Тактическая новинка полностью себя оправдала.

* * *

В следующую ночь для обеспечения минных постановок в Керченском проливе было выделено четыре самолета: три с бомбами и один с ампулами КС. Бомбардировщики пилотировались Сучковым, Минчуговым и Беликовым, с КС летел я.

Задачу поставили днем, у нас было достаточно времени как следует подготовиться.

— Может, покажете ваши шарики в действии? — обратился Володя к начхиму полка капитану Богданову. — Все-таки посмотреть нелишне.

— Очень

нелишне, — согласился капитан. — Ну-ка, — кивнул одному из оружейников, — принесите...

Повел нас за капониры, где в колхозном саду на поляне валялось несколько отслуживших свой срок подвесных самолетных баков для горючего. Подошел краснофлотец с ведром, наполненным серыми металлическими шарами величиной с детский мяч. Оболочка «мячей» разделялась на дольки канавками, как у ручных гранат Ф-1 — «лимонок».

Капитан взял один шарик, прицелился в бак.

— Отойдите назад, пожалуйста...

«Мяч» вписал в воздухе порядочную дугу, стукнулся в землю, не долетев до бака. Над местом падения взвился столб яркого пламени, нас опалило жаром.

— Недолет, — извинительно улыбнулся начхим.

Второй шар угодил прямо в бак. Снова вспышка, волна палящего жара. Не дождавшись, когда погаснет огонь, подошли, посмотрели. На месте первого костра — черный, метра полтора в диаметре, круг выгоревшей земли, в серых сединках, будто присыпанный солью. Вместо [223] бака — искореженный жаром, бесформенный, не больше рукавицы, комок перегоревшего железа...

— Да, теперь мне понятно, как горят танки и самолеты, — первым нарушил молчание Панов. — А то думал — металл...

— Именно, и самолеты, — нажал на последнее слово начхим. — Очень прошу запомнить! Особенно в воздухе, где и одного костерка бы хватило с излишком, а если их, скажем...

— Двести шестьдесят, — подсказал услужливый Жуковец.

Я почувствовал, как спину щекотнуло противным холодком. Багажик...

— Еще и на дольки на кой-то их поделили! — искренне возмутился Володя. — Как шоколад! Того и гляди сами развалятся!

— Развалятся — вспыхнут, — со знанием дела заверил капитан. — Самовозгорающаяся жидкость. При малейшем соприкосновении с воздухом...

— Ну так на кой?

— Не стоит преувеличивать, — невозмутимо отвел его руку начхим. — Сами собой не должны развалиться. А без насечки не развалились бы и при ударе о землю у цели. На кой тогда их бы, по вашему выражению, и везти. Кстати, в пехоте эту же смесь перевозят в пивных бутылках. Слышали о бутылках с горючей смесью для борьбы с танками? Та же КС. А фронтовые дороги — не то что асфальт, скажем, от пивзавода хоть и до самого отдаленного ресторана.

— Ну наши тоже дорожки... — Жуковец комично потер ребра, вспомнив вчерашний вираж над проливом. — Шоферу хоть выпрыгнуть можно!

— Значит, надо поосторожней, — все так же невозмутимо обернулся ко мне начхим, будто дело шло в самом деле о перевозке пива.

— А если пуля, осколок? [224]

Это Панов. Для Жуковца тут

вопрос был ясен. Жуковец в Севастополе знал Ермолаева. Прекрасный был летчик, один из шестерки чумичевцев. Вылетел с этими «мячиками» с Херсонесского маяка на «выжигание орудий» за линией вражеских окопов, над передним краем попал под пустячный обстрел. На глазах у друзей вспыхнул огромным огненным шаром... «Как солнце средь ночи», — сравнил Кравченко, штурман и друг Ермолаева, по какой-то причине не назначенный в этот полет...

— Ну что ж, все ясно, — решил я закончить не очень-то вдохновляющую беседу. — Пойдемте-ка лучше еще раз проверим подвеску кассет. Постараемся в целости довезти ваше пиво, — кивнул на прощанье начхиму.

По дороге встретил Федора Козырина.

— Скажи, пожалуйста, как ты себя чувствовал в прошлую ночь с этими КС?

— Откровенно говоря, Минаков, неважно. Семь потов сошло, пока сбросил...

* * *

Сначала взлетела обеспечивающая четверка. Потом ушли в непроглядную тьму Минчугов, Сучков, Беликов. Осторожно разбегаюсь, плавно отрываюсь от земли. Порядок! Можно считать, первый этап миновали благополучно....

Три бомбардировщика направились наносить удар по плавсредствам в Керченском порту, мне предстояло «выжигать скопления артиллерии и автомашин» в северо-восточной части Тамани. Основная цель всех — отвлечь внимание противника от группы минных постановщиков, которые шли вслед за нами.

Полет над морем протекал в деловитой сосредоточенности. В течение всего времени Жуковец не спускал глаз с бомболюков. Каждые четверть часа докладывал:

— Порядок, командир, не шевелятся... [225]

Снижаюсь, планирую на окраину Тамани. В небо вскидываются прожектора, открывают огонь зенитки. Эх, не могли подождать, пока сбросим...

— Штурман, на боевой!

Молчание.

— Штурман!

— Сбросил! Ампулы сбросил! — кричит Володя.

— Не вытерпел? В белый свет?

— Вытерпел, командир! Сбросил по цели! Хоть, признаться, и мокрый, как мышь...

— Не снизу, надеюсь?

— Ну что ты, командир! Плохо думаешь о своем штурмане...

Да, теперь весело. Даже огонь не страшен. Все еще машинально избегая нагрузки, плавно разворачиваюсь в сторону моря.

— Результат?

— Все горит, командир! Вся северо-восточная часть Тамани!

— Дали жару фрицам! — восхищенно орет Жуковец.

Дали. В буквальном смысле. Однако температурка и у самих... Только сейчас ощущаю, что и у меня спина взмокла, из-под шлема стекает пот...

* * *

После разбора столпились у капонира.

— Не увлекательная работенка! Стараешься, дырки привозишь, а толку? Когда еще кто там на них подорвется... Мы бросаем, они достают. Как в футбол, в одни ворота...

Соловьев, новичок недавний. Летчик толковый, с первых полетов себя зарекомендовал. Теперь наравне со всеми летает.