Командующий фронтом
Шрифт:
— Если хочешь, поговорим о всякой всячине, а уж потом о деле, — предложил Сибирцев, неожиданно обратившись на «ты» к Лазо.
— Не лучше ли о деле, а уж потом о всякой всячине?
— Ко мне должен прийти товарищ, приехавший из Москвы с директивой ЦК, и наша беседа будет происходить в твоем присутствии.
Лазо сразу преобразился.
— Далека Москва, а помнит о нас.
— Ты что-нибудь слышал о Кодряну? — спросил Сибирцев.
— Ни-че-го…
— А мне довелось.
— Значит, жив Федор Иванович! Где же он сейчас, мой дорогой?
Сибирцев снял пенсне, стал протирать стекла
— Этим летом, — сказал он глухим голосом, — когда ты находился в тайге, гарнизоны двух фортов Кронштадта Красная горка и Серая лошадь подняли мятеж. Нити мятежа вели к штабу фронта, мятежниками командовали бывшие офицеры, они же их подстрекали. Но Петроград, как понимаешь, не Владивосток, и мятеж был подавлен. Не обошлось, конечно, без жертв. И в этом бою погиб Федя Кодряну.
Лазо отвернулся. По его вздрогнувшим плечам Сибирцев понял, что с командующим. «Когда у человека личное горе, то самое лучшее — выплакать его, — подумал он, — легче станет на душе».
Лазо за два с лишним года потерял немало друзей. Нелегко сходился Сергей с людьми, не со всеми он вступал в дружбу, но уж если верил человеку, то крепко и безгранично. «Революция требует жертв, — думал он, — я ведь сам говорил об этом партизанам, но почему гибнут именно мои друзья? Погибла Лебедева, погибли Кларк и Бронников, погиб Таубе, Миша Попов, погибли братья Балябины и Богомягков. И вот теперь, оказывается, погиб и Кодряну. Мучительно переживать смерть близких, родных по партии друзей».
В комнату вошла шестнадцатилетняя девушка с длинными светло-русыми косами и произнесла:
— Дядя Сева, он пришел!
Лазо понял, о ком идет речь, и украдкой вытер слезы.
Дверь отворилась, и на пороге остановился высокий человек в новой шубе с бобровым воротником, держа в руках шляпу. Он был похож на столичного актера, и только руки выдавали его — на пальцах были узлы, которые обычно образуются у старых рабочих.
— Илья Илларионович Сухотин! Я приехал сюда с целью открыть банкирскую контору.
Это был условный код.
Сибирцев встал, крепко пожал руку гостю и сказал:
— Знакомьтесь! Наш командующий — Лазо.
Сергей Георгиевич по-военному вытянулся.
— Я представлял себе вас уже пожилым. Вы откуда родом?
— Из Бессарабии.
— Лазо, Лазо… — несколько раз повторил Сухотин, — право, не догадываюсь, какой вы национальности.
— Молдаванин.
— Как и Фрунзе!
— «Фрунзе» по-молдавски «лист», — сказал Лазо. — На моей родине это распространенная фамилия. Во многих наших песнях неизменно фигурирует лист: зеленый, дубовый, осенний, виноградный.
— Запахло экзотикой, — пошутил Сибирцев. — Может быть, займемся делом?
Сухотин снял шубу и, бросив ее на спинку стула, заметил:
— Честное слово, стыдно ходить в таком роскошном армяке.
Лазо от души рассмеялся.
— Сколько вы намерены здесь пробыть, Илья Илларионович? — спросил Сибирцев.
— Не больше недели.
— Тогда перенесем вашу информацию на общегородскую партийную конференцию.
— Очень хорошо! — согласился Сухотин.
На нелегальной общегородской партийной конференции, проходившей в строжайшей
— Почему не удался мятеж? — спросил у делегатов Сибирцев и тут же ответил: — Потому, что фельдшера подвели «союзники»: американцы и японцы. Они заверили «демократический» блок, созданный из эсеров и меньшевиков, в том, что сохранят нейтралитет, но нарушили его. Из этого следует сделать вывод. Японцы и американцы, для которых Приморье огромный кладезь богатств, не покинут наш край, пока мы сами их не вытурим. В то же время мятеж, в котором приняла участие кучка рабочих и крестьян, поверивших эсерам и меньшевикам, произвел сильное впечатление на трудящихся. Все убедились в том, что не только рабочие, но и интеллигенция недовольна режимом Розанова. На днях мне пришлось беседовать с Лазо. Он спросил: «Как только мы свалим розановскую власть, то сразу перейдем на советскую систему?»
— Иначе быть не может, — раздались отдельные голоса делегатов.
— Наш командующий, к чести его, не отстаивает такую точку зрения, — продолжал Сибирцев, — он лишь задал вопрос. Дальневосточный комитет партии считает, что власть в нашем крае должна сперва перейти в руки объединенного революционного комитета. Подготовка к восстанию должна вестись под флагом земской управы. Раньше чем начать восстание, мы проведем генеральную репетицию в виде однодневной забастовки, но главную роль сыграют наши партизанские отряды, находящиеся в тайге. С этой целью комитет партии постановил создать военный отдел и назначил его руководителем Сергея Лазо.
С места встал делегат Эгершельда — портового района города — и, не прося у председательствующего слова, перебил Сибирцева:
— Не нужно нам земство. В России советская власть, а мы что — маленькие? Разве в октябре семнадцатого года большевики блокировались с земцами? Товарищ Сибирцев что-то напутал, не верю, чтобы Дальневосточный комитет стоял на такой точке зрения.
Начались споры: одни считали, что прав комитет партии, другие поддерживали мнение представителя Эгершельда.
— Тише, товарищи! — старался успокоить делегатов председатель конференции. — Слово имеет представитель Москвы, товарищ Илья.
Мгновенно все стихло.
Сухотин говорил медленно, но убедительно:
— То, что товарищ из Эгершельда задал такой вопрос Сибирцеву, вполне уместно, но его сравнение неудачно. В октябре семнадцатого года большевики, опираясь на миллионные массы солдат, рабочих и крестьян, подняли восстание против меньшевиков, эсеров и контрреволюционной военщины. Перед нами в те дни был один враг — отечественная контрреволюция. Здесь же, в Приморье, иная картина. Во всем крае интервенты. Они сильно вооружены, на рейде стоят их корабли. Если бы Дальневосточный комитет знал, что интервенты не посмеют вмешаться и помочь белогвардейцам, то он тотчас бы назначил вооруженное восстание. Начать же борьбу с интервентами грозит тем, что Советская республика будет вовлечена в войну на Дальнем Востоке. Это опасно. Лучше готовиться к перевороту под демократическими лозунгами, временно передать власть земской управе, а уж потом установить полностью советскую власть, ибо Дальний Восток — неотъемлемая составная часть нашей республики.