Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]
Шрифт:
— Вас мой комиссар прислал?
— В какой–то мере…
Зверянский, волнуясь, соображал: что он, собственно, сможет здесь сделать? Не дал ли маху, придя сюда?
— Он не захвачен? Отбивается? Что с ним?
— У него всё в порядке. Ваш отряд, впрочем, истреблён!
— Ой ли?
Доктора пронял озноб: до того неузнаваемо изменились глаза Пудовочкина. Они точно уменьшились, остекленели. В Зверянского впились ледяной испытующий ум и злоба. Через мгновение глаза сделались мутными, как бы пьяными. И лишь затем опять стали прозрачно–добродушными,
— Ну, вы обманывать не будете, — тепло сказал Пудовочкин. — Стало быть, перебили недотёп. Чего там — других наберём…
Миг — и он у окошка. Трижды стрельнул в него из пистолета. Вот он уже возле другого окна, у которого стоит «винчестер». Быстро прицеливаясь, послал три пули из него.
— Подбираться начали, хулиганы! — И беззлобно рассмеялся.
Из–за могил донеслось:
— В дом не стрелять! Там доктор!
— Теперь будут нянькаться, — любовно заметил Пудовочкин. — Вон этих, — кивнул на Ярулкиных, — спалили б со мной за милую душу. А с вами — никак и никогда! Я эту публику знаю. У них — фасон! Не пускали вас ко мне идти, а? Эх, и отменно вы им поднас…!
У доктора защипало корни волос. «Если я ничего не смогу и он окажется прав, — резнуло по нутру, — о! Лучше броситься на его пулю.»
Те, кто пытался приблизиться к избёнке, в растерянности лежат за могильным холмиком. Поручик извивается, кусает руку. Пуля раздробила ему голень.
32
Отдаваясь в руки убийце, Зверянский почему–то думал, что поведёт себя находчиво. Теперь он ужасался, что не в силах хитрить.
Пудовочкин сказал:
— Комиссара моего вы спрятали, а он прислал вас меня вызволить?
Тут бы и подтвердить, войти в игру, но он с оторопью услышал собственные слова:
— Видите ли, чтобы вы знали… я — вам враг!
Доктор мысленно проклинал себя, в ярости хотел повернуться и уйти и вдруг вспомнил, что уйти ему не дадут. От мысли, что он мог об этом забыть, ему стало ещё хуже.
— Хорошие вы люди — какие с фасоном! — нежно смотрел Пудовочкин. — Обмана не выносите. Без благородства никак не живёте. — Он сидел на полу сбоку от окошка. — Прибыли, стало быть, старичков спасать? Каким манером?
Доктор стоял перед ним: руки на груди, взгляд устремлён поверх головы гиганта. «Какое безрассудство — прийти сюда! — билась мысль. — А всё характер: вспыхнул как спичка и прямиком в клетку.»
— Я пришёл, — выговорил с усилием, — как врач… оказать помощь тому, кто в ней нуждается.
— Правильно! — одобрил Пудовочкин. — Очень верю. На то и фасон у вас, чтоб только так и делать. А я, Александр Романыч, ранен.
— Ранены? — доктор встрепенулся, подхватил с пола чемоданчик. — Надо осмотреть, и перевязку…
— С этим покамесь не удастся — на ваших хулиганов каждый миг нужен глаз да пулька. Вы б сделали мне укольчик от боли. Морфий у вас при себе? Иголочка чистая? Вот и ладно.
«Наконец–то! —
— Потребуем телегу с парой лошадок, — свойски делился Пудовочкин. — С вами да со старичками сяду. Докатим до Четвёртого разъезда, а там на проходящий на Пензу вскочу. Ворочусь через пару неделек с другим отрядом: пожалте, господа виновники, к ответу! Фасон уважаете? Ну–ка, подержите фасон перед косоглазой!
— Заладили: фасон да фасон… — доктор готовил шприц. — Что вы этим хотите сказать?
Пудовочкин глянул в одно окошко, в другое.
— Какие живут для интересности своей персоны: вот–де до чего благородно я делаю! каков я во всём наилучший! — эти и есть ваш брат, с фасоном. А мы — на полном отличии. Мы — люди с полезным понятием. В чём понимаем пользу, то и делаем, а там хоть чего про нас говори…
— Получается, — заметил доктор, — что наш брат глупее вас?
— Зачем же глупее… — добродушно возразил Пудовочкин. — Возьмите коня благородных кровей. Красота! И цена ему? Многие людишки и сотой доли не стоят. А всё ж таки он — лошадь. Он мне душу радует, но захочу — я его продам. И загоню вусмерть, коли мне надо.
— Так–так, получается, мы — кони. — Зверянский держал шприц иглой вверх. — Ну-с, обнажите–ка руку!
Пудовочкин посмотрел на шприц, улыбнулся:
— Хе, от эдакой порции я закимарю, а меня хлопоты ждут. Извольте половину отбрызнуть.
«Кончено! — доктор ощутил, как заледенели руки. — Не усыпить! Всё выйдет так, как хочет эта бестия…»
33
Кричи друзьям, чтобы зажгли домишко! Кричи — ты хочешь сгореть вместе с убийцей!
Они на такое не пойдут. И потом, ты — это ты, но призывать, чтобы заодно сожгли и стариков…
Дело погублено. О, ужас! Подадут подводу, мерзавец спасётся…
Нет — будет спасён тобой! Объясняй потом как угодно, почему ты пришёл сюда. Объясняй это и тогда, когда негодяй вернётся с новым отрядом, станет
мстить…
Перед сидящим на полу гигантом стоял крепко сбитый человек со шприцем в руке и мучительно желал смерти.
— Доза э-э… небольшая… — голос осип, прерывался.
— А спорить бы не надо, лицо терять, — устало укорил Пудовочкин. — Уж признайтесь, Александр Романыч, усыпить вздумали? А как же, это фасон
вполне дозволяет: бескровно обезвредить вооружённого врага, хе–хе–хе… Али не благородно? А что человека, разбудив, на мелкие куски живьём рвать станут — тут вы вроде и ни при чём. Такая уж вы публика — благор–родная! Да только ваши хитрости перед нами — завсегда наружу. Как ни фасоньте, а мы для вас — ездоки.
— Ездоки? — полное лицо Зверянского передёрнула судорога. — Ездоки?! — бешено рявкнул, мотнул головой.