Комедианты
Шрифт:
– Как вы считаете, мы можем повлиять на ход эксперимента? – спросил мужчина лет шестидесяти с откровенно симитским лицом.
– В каких-нибудь незначительных, непринципиальных вопросах, возможно. В случае, когда что-то является необходимым эксперименту, я бы никому не посоветовал вставать у него на пути.
– Не слишком ли вы мистифицируете эксперимент?
– Не забывайте, что это именно эксперимент создал и собрал нас вместе. Фактически мы вторичны по отношению к эксперименту.
– Вы говорите о нём как о некоем всесильном марсианине, влиятельном демоне или божестве. Не слишком
– Мне нет никакого дела до вашей науки. Я занимаюсь экспериментом дольше, чем кто-либо из вас, а все эти ваши утверждения есть не что иное, как совершенно лишняя в подобной ситуации демагогия.
– Нам сейчас не до рассуждений, есть ли жизнь на Марсе. Если вам есть что сказать, говорите, а если нет, не отнимайте, пожалуйста, время.
– Я предлагаю нанести превентивный удар.
– Вы что скажете, Дюльсендорф? – спросила женщина.
– Милая Моргана и уважаемые члены совета. Господин Зильденштейн изволит предлагать очевидную чушь. Любое силовое воздействие на эксперимент чревато самыми непредсказуемыми и нежелательными последствиями. Скажу лишь одно: противодействие будет на порядок сильнее воздействия.
– Вы новый язычник, Дюльсендорф, – язвительно заметила скучающая до этого бесцветная тётка.
– Язычники были не так уж неправы.
– У нас не так много времени, чтобы… Какие будут предложения? – прервала их Моргана.
Ответа не последовало.
– В таком случае единственным прозвучавшим предложением было нанести превентивный удар, – подытожила она.
– Вы забыли о моём предложении, Моргана, – запротестовал Дюльсендорф.
– Вы забыли его сформулировать.
– Я предлагаю оставить всё как есть.
– Вы уже имели неприятности с Каменевым благодаря подобной политике.
– Да, но никто не знает, какими были бы последствия, поступи я по-другому.
– Хватит! – Моргана стукнула рукой по столу. – Мы наносим удар.
– Это смертный приговор.
– Это только ваше мнение, Дюльсендорф. Не вы управляете советом. Всё. Все свободны.
– Идиоты! Напыщенные идиоты! – кричал Дюльсендорф, мечась по вагону и собирая вещи в большую дорожную сумку. – Это же надо быть такими дураками! Они не поняли! Они ничего не поняли! История их ничему не научила! Никто из них так до сих пор ничего не понял! Почему я не ответил господину Каменеву? Посмотрел бы я на него на моём месте, скотина! Да кто он такой! Да кто они все такие! Ну, ничего, пусть! Пусть порезвятся, пусть поиграют в экспериментаторов, пусть! Тоже мне, венцы природы и образ создателя. Ничего, я посмотрю, что он с вами сделает, а он сделает, можете быть уверены! Эксперимент не шутит! Это вам не…! Ничего, давайте, наносите свой превентивный удар! Ничего! Я ещё посмотрю, что от вас останется, я ещё посмотрю!..
Глава 23
– Наконец, слава богу, а то я уже собирался дверь выламывать. Сорок минут звоню, – Дима облегчённо вздохнул, – можно войти?
– Заходи, конечно.
– Ты не с бабой?
– Да нет, один. Сплю я. Целыми сутками сплю. Смотрю странные сны. Например, о том, как менты улетели на юг. Как птицы.
– Да хотя бы. С тобой всё нормально?
– Не знаю. Вряд
– А что эксперимент? – насторожился Дима.
– Не знаю я, что эксперимент. Если всё правда, то ни о каком сумасшествии и речи быть не может. В этом случае мы имеем планомерное воздействие на человека. А если это всё результат моих галлюцинаций?
– Ты не учитываешь то, что галлюцинации вполне могут быть результатом воздействия на твою психику. Может, им достаточно того, что ты это видел, а на самом деле никто никого не убивал.
– Не верится мне в строго наведённые галлюцинации.
– А ты и не верь. Им нужен был кошмар, они его создали, а сюжет уже не имеет значения.
– Слишком как-то по-голливудски.
– Тогда не знаю.
– И я не знаю. Чай будешь?
– Я вообще-то тебя хотел на улицу вытащить.
– В парк?
– Можно и в парк, но мне сначала в аптеку надо.
– Чего так?
– Подруга за постинором отправила.
Вот уже несколько недель Дима жил с какой-то девчушкой.
– Эта дрянь, видишь ли, не захотела и сказала, что у неё месячные, – рассказывал Дима, – ну, я и кончил сегодня туда. А у неё, оказывается, опасный день. Ну не дура? Дура. Дура и сука. Теперь вместо того, чтобы спокойно лежать рядом с ней в кроватке, я вынужден как дурак лететь в аптеку, выкидывать хренову кучу денег. И это ещё может не помочь. Тогда придётся аборт делать. Опять расходы.
– Теперь можно и в парк, – сказал Дима, кладя в карман таблетки, – нет, но какая сука! Надо же было додуматься… ты бы видел её рожу сегодня, когда я ей туда нагадил. «Ты, кричит, чего делаешь?!» «Кончаю». «Туда!!!» «А куда?» «Идиот! Я же забеременею! Слазь нахер и дуй в аптеку за постинором!» «У тебя же месячные только прошли». «Какие, нахрен, месячные!». «Ты же сама говорила…» «Я просто трахаться не хотела. Слезай давай!» Я начал слазить, и меня как назло судорога хватила. Всю ногу. Я ору, матерюсь, а она ржёт. Убил бы суку… А пойдём ко мне, предложил вдруг Дима. Скажем ей: пошла, залётная! Посидим, выпьем, покурим.
– Только без разборок.
– Какие ещё разборки?
– Ну, там, взаимные убийства и выяснения отношений. С меня своих убийств хватает.
– Все будет в абажуре.
– Тогда пойдём.
На лестничной клетке воняло прогорклым маслом и давно уже потерявшей свежесть рыбой. Соседи Димы готовили еду. Интересно, как они это могут есть? И ведь богатые, чёрт возьми, люди. Могли бы… Запахи вызывали чувство глубокого отвращения, но возвращаться в квартиру мне почему-то не хотелось. Сначала неизвестно откуда взявшаяся тревога, заставившая меня искать убежище в вонючем подъезде, а теперь… Я был словно заперт между этажами в невидимой клетке, из которой не было выхода ни вверх, ни вниз. О том, чтобы вернуться к Диме, не могло быть и речи. Невидимый непреодолимый барьер зорко нёс свою службу. Загадочный, надо сказать, барьер. Ни страха, ни боли, ни тревоги. Паралич воли. Я бы так назвал это состояние, когда просто не можешь сделать ни шага в заданном направлении. Паралич воли. Я стоял, прислонившись к стене, дышал вонью и ничего не мог с собой поделать.