Комедианты

Михайлов Валерий Николаевич

Мы праздновали мою выписку из больницы. Сидели у меня на кухне, пили коньяк.

В нашу идиллию бесцеремонно вторгся телефонный звонок.

Пришлось выбираться из-за стола, идти в коридор, включать свет, брать трубку… Господи, сколько же лишних движений, и все из-за какого-то паршивого звонка!

– Да! – недовольно бросил я в трубку.

– Я знаю, кто ты, – произнёс нервный женский голос.

– Ну и?

Шум.

– Я знаю, кто ты…

– Ну и купи себе леденец.

Снова шум и короткие гудки.

– Баба какая-то странная. Она знает, кто я, – сообщил я могильщикам, вернувшись на место.

– Ну и хрен с ней, – отреагировал Первый Могильщик.

– Я тут тоже одну такую встретил, – вспомнил подходящую историю Второй Могильщик. – Иду по улице, никого не трогаю,

смотрю на девчонок, пока они ещё не совсем закутались в шубы и пуховики. Идёт навстречу мне баба. Самая обыкновенная баба. Лет сорок, приятная, когда-то была красивой. Одета со вкусом. На вид вполне нормальная. Я бы на неё, честно говоря, и внимания не обратил. Но тут, как в «Бременских музыкантах»: наши глаза встретились, и пирамида рухнула. Наши глаза встретились на какое-то мгновение. Так, мимолетное совпадение… Её взгляд, словно луч лазера, прошёл в меня сквозь глаза, впился, проник в сознание, в мозг, в душу… Это длилось буквально мгновение. Во мне вдруг что-то проснулось, и моё сознание расступилось вдоль этого луча-взгляда, позволив ему пройти меня насквозь и выйти через затылок. Я пропустил её взгляд сквозь себя, и теперь уже моё сознание пустило щупальце по её взгляду, как по верёвке или мосту. Я проник в её мозг, проник глубоко в подсознание… Она всё поняла и улыбнулась мне. «Сейчас мне некогда, – сказала она, – но завтра вечером в шесть часов у каруселей я тебе всё расскажу». Сказала и пошла дальше своей дорогой.

Снова зазвонил телефон.

– Я знаю, кто ты…

– Я это уже слышал.

– Ты не понимаешь… Я знаю, кто ты на самом деле…

– Слушай, купи гуся и суши ему мозги!

– Нам надо поговорить…

– А ты не можешь поговорить без меня. Сама с собой, например.

Я положил трубку и отключил телефон.

– Поехали мы как-то с братом за картошкой куда-то в Курскую губернию, – начал рассказ Второй Могильщик. – Взяли здесь машину арбузов, и туда, на картошку менять. Килограмм арбузов – два килограмма картошки. Меняли-меняли, уже и менять запарились, а арбузов всё равно полно. Уже домой возвращаться надо… тут к нам мужик подваливает. «Я, – говорит, – заберу у вас все арбузы, но только по цене один к одному». Мы для приличия подумали немного и согласились. Всё равно уже домой надо. «Только, – говорит мужик, – надо немного проехать». Как завёз он нас, мама! Вокруг поля, ни дороги, ни хрена. И ни одного человека. Я уже всё на свете проклял, что согласился с ним ехать. Завезёт, сейчас, думаю, грохнет по голове, и хрен кто когда найдёт. Заехали мы в какую-то деревню. Там мужики, значит, машину грузят, а нас в дом. Хата… Земляной пол, как была поштукатурена, так и всё. Ни обоев, ничего. Тут же куры-гуси, скотина какая-то. Ужас. «Где тут у вас туалет?», – спрашиваю. «Там, – машет рукой, – через комнату». Заходим в комнату, а там на замызганной кровати бабка сидит. Маленькая, беззубая, морда острая, и усы. И нос… Я таких носов ещё не видел. Настоящий мультяшный нос, живой, подвижный, ползающий чуть ли не по всему лицу. (Могильщик удачно продемонстрировал бабкин нос.) «Вы, это… – говорит бабка, – самогонки того?» Сама спрашивает, а сама уже бутылку из-под кровати тянет. Бутыль как в кино. Литров на несколько. Здоровенная. Внутри какоё-то мутное пойло. Пить мы, естественно, отказались. Они там у себя ко всему привычные, а нам ещё живыми домой добраться надо. «Тогда я сама», – сказала бабка, налила себе хозяйскую кружку и выпила. Тут хозяева ужинать собрались, ну, и нас, значит, к столу. Пить мы отказались категорически, а поесть на дорожку – это другое дело. На обед у них была курица и борщ. Начали они почему-то с курицы. Налили себе по стакану, и кастрюлю на стол. Открыли крышку, а оттуда, значит, ноги торчат вместе с лапами. Вытаскивают курицу, а она в перьях. Потрошёная, правда. Хряпнули они по стакану, и за курицу. Тут бабка хватает ножку и вместе с перьями её в рот. Жует своим беззубым ртом, рычит, чавкает, а изо рта во все стороны перья торчат. Не стали мы эту курицу есть. Думаем, борща по тарелке, и домой. Наливают нам борщ. Бабка тут как тут. «Вам луку поплевать?», – спрашивает. Ну, думаем, лук – это хорошо. Тогда она берёт луковицу, чем-то (зубов у неё нет) начинает мелко-мелко её грызть, а потом нам в тарелки эту кашицу.

Ну, мы ей, конечно, спасибо сказали. По дороге домой уже мне брат и говорит: «Хорошо ещё, что ты не видел, как они борщ варят. (Он недалеко оттуда был на шабашке.) Представь себе. Лето, жара. Полная хата мух. На стене на верёвке висит кусок старого, вонючего сала, весь чёрный от мух. На печке варится борщ. Она берёт это сало и кидает его в кастрюлю. Прокипятила какое-то время, и снова на стенку».

Телефон опять зазвонил, но я не стал брать трубку.

– Я тут недавно был у мамы, – перехватил инициативу Первый Могильщик, – покушал, выпил «фирменного» (его мама готовила замечательный самогон). Потом мамочка уткнулась в экран, а я…

– Домой идёшь? – перебил его уставший от разглагольствований Второй Могильщик.

– Пошли.

Не успел я включить телефон, как он тут же начал звонить.

– Я знаю, кто ты… (шум) берегись… (шум) она уже в курсе (шум и короткие гудки).

– Везет же мне на… Блин! – сказал я и отправился спать.

Глава 3

«Было холодно. Первые морозы всегда самые холодные, а тут ещё ветер, изморозь или мразь. К тому же парк продувается со всех сторон.

В общем, пока я её дождался, замёрз жутко, до костей промёрз.

– Пойдём, – сказала она.

Так сразу и сказала. Не поздоровалась даже.

– Куда? – спросил я.

– Ты хочешь разговаривать здесь?

– Нет.

– Тогда пошли.

Она привела меня в один из тех подвальчиков, которые превращаются в гадючник часов с девяти. До этого времени там можно спокойно посидеть и попить кофе. На двери висела табличка «Закрыто».

Внутри было приятно тепло, а воздух был свободен от тяжёлого духа посетителей, что приятно бросалось в глаза или, если быть точным, в нос.

– Свари нам кофе – сказала она девчушке за стойкой, и мы сели за столик.

Женщина, не торопясь, достала из сумочки дорогие сигареты и дешёвую, одноразовую зажигалку. Медленно вытащила сигарету, обстучала её о наманикюренный ноготь. Прикурила.

– В тебе есть семя, – сказала она, пуская дым, и я сразу же пожалел, что клюнул на её удочку. – Ты не так меня понял, – она словно бы прочитала мои мысли, – я не маньячка и не сумасшедшая. Я не вписываюсь в привычную картину мира – да. Как, собственно, и то, что произошло между нами при первой встрече. Видишь ли, когда-то давно на Земле существовали драконы. Нет, не те сказочные существа, похожие на больших ящериц. Они были совершенно иными. Сейчас это трудно тебе объяснить.

Подали кофе. Неплохой, к тому же горячий.

– Драконы были мудры и очень развиты. Люди только становились людьми. Когда люди сделали тот решающий шаг, который определил дальнейшее развитие человечества, драконы разделили мир на ту и эту стороны и навсегда его покинули. Они быстро поняли, к чему приведёт путь цивилизации.

– А какой путь избрали они?

– Совершенно иной. Настолько иной, что мы даже представить себе не можем… Но перед уходом они зародили в душах людей семя или путеводную нить… У одних это семя погибло, у других, которых вполне всё устраивает, оно продолжает спать. У тебя же оно проснулось. Теперь всё зависит от тебя.

– Что?

– Что будет дальше с твоим семенем. Оно может погибнуть, а может показать тебе дверь.

– И что мне для этого надо?

– Ничего. Только слушать себя.

– Слушать себя?

– Слушать себя, а если точнее, есть место на уровне сердца, только строго посредине.

– И что?

– Попробуй к нему прислушаться.

– А вы знаете дверь?

– Нет. В своё время я совершила ошибку, и теперь могу быть только их глазами и связующим звеном. А теперь извини, мне пора.

Она встала из-за стола.

– Сколько с меня за кофе? – спросил я девчушку у стойки.

– Нисколько. Вы же были с Анис.

Анис…»

– Странно, но я ей поверил, поверил каждому её слову. Возможно ещё потому, что она рассказывала мне то, что я чувствовал всё это время. Я знал, что должна быть альтернатива, – закончил свой рассказ Второй Могильщик.

Был прекрасный зимний денёк, и мы гуляли втроём, бесцельно шатаясь по городским улицам.

– И что? – спросил я.