Комический роман
Шрифт:
На следующий день Дестен встал первым и, проходя через кухню, увидел стрелков, спящих на грязной соломе, и человека, привязанного к скамейке, который дал ему знак подойти, что он и сделал. Но он был сильно удивлен, когда пленник сказал ему:
— Помните, как на вас напали в Париже на Новом мосту, где вас ограбили, и взяли ящичек с портретом? Я там был тогда вместе с господином Раппиньером, — а он был нашим предводителем. Это он меня толкнул напасть на вас; вы помните, как это произошло. Я знаю, что Доген вам все рассказал перед смертью и что Раппиньер вернул вам ящичек. У вас есть хороший случай отомстить ему, потому что если он отведет меня в Манс, как он хочет сделать, меня, без сомнения, повесят; но он в ваших руках, — вам только надо подтвердить мои показания, а там уже манский суд знает, как поступить. [379]
379
«...Манский суд знает, как поступить». —
Дестен оставил его и подождал, пока встанет Раппиньер. И тут-то он показал, что он совсем не мстителен, потому что сообщил ему о замысле преступника, рассказав все, что тот говорил, а потом посоветовал переменить решение и отпустить этого негодяя. Раппиньер хотел подождать, пока встанут комедианты, чтобы с ними поздороваться, но Дестен откровенно сказал ему, что Этуаль не может видеть его без того, чтобы не негодовать справедливо на него. Он сказал ему так же, что если алансонский судья (который ведает этим судебным округом) узнает о его проделке, то велит схватить его. Тот поверил этому и велел развязать арестованного и отпустить его на свободу, сел со своими стрелками на лошадей и уехал, не заплатив хозяйке (как обычно делал) и не поблагодарив Дестена, — столь он был обеспокоен.
После его отъезда Дестен позвал Рокебрюна, Олива и декоратора и отправился с ними в город, а там зашли прямо в большой игорный дом, где нашли шестерых дворян, доигрывавших партию. Он спросил хозяина, и те, кто был на галлерее, узнав, что они — комедианты, сказали играющим, что это комедианты и что один из них очень хорош собою. Игроки кончили партию и поднялись в комнаты, чтобы натереться, а Дестен говорил с хозяином игорного дома. Дворяне, спустившись полуодетыми, поздоровались с Дестеном и стали подробно расспрашивать о труппе: из скольких человек она состоит, есть ли у них хорошие актеры и хорошие костюмы и красивы ли женщины. Дестен отвечал по всем пунктам, после чего эти дворяне предложили ему свои услуги и просили хозяина отвести им зал и прибавили, что если те подождут, пока они оденутся, то они выпьют вместе, на что Дестен согласился, чтобы приобрести себе друзей, на случай если Салдань опять вздумает напасть на него, чего он всегда опасался.
Между тем договорился он с хозяином о плате за помещение игорного дома, и потом декоратор пошел найти плотников, чтобы устроить сцену по его плану; а когда игроки оделись, то Дестен завоевал их благосклонность и в хорошем обращении обнаружил столько ума, что подружился с ними. Они его спросили, где остановилась труппа, а когда он им ответил, что в «Зеленых Дубах» в Монфорте, сказали ему:
— Пойдемте-ка выпьем там, где вы будете жить: мы вам поможем сторговаться.
Они отправились туда, договорились о цене за три комнаты и позавтракали там довольно хорошо. Вы можете легко поверить, что они говорили только о стихах и театральных пьесах, после чего стали еще большими их друзьями и пошли с ними смотреть комедианток, которые собирались обедать, и поэтому эти господа не могли долго у них оставаться. Но и в то короткое время, которое они там были, они очень приятно побеседовали; они предложили свои услуги и протекцию, потому что были самыми знатными людьми в городе.
После обеда комедийный багаж перенесли в «Золотой Кубок» — гостиницу, где Дестен снял комнаты, — и когда сцена была готова, они начали представление.
Оставим их заниматься этим делом, в котором они не были уже новички, и посмотрим, что произошло с Салданем после его падения.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Смерть Салданя
Вы видели из двенадцатой главы второй части этого романа, каким образом Салдань остался в постели, больной от падения, в доме барона д’Арка, в комнате Вервиля, а его слуги, совершенно пьяные, которым слуга Вервиля едва мог втолковать, что барышня убежала и что слуга, посланный его господином, погнался за нею верхом, — в гостинице в предместьи, за две мили от помянутого дома. После того как они хорошо протерли глаза, зевнули каждый по три-четыре раза и потянулись, они принуждены были пуститься на поиски.
Слуга, следуя приказу своего господина, повел их по той дороге, где, он хорошо знал, они не найдут ее. Так они колесили три дня и наконец вернулись к Салданю, который еще не выздоровел от ушиба и не мог встать с постели. Ему доложили, что девушка убежала, но что человек, какого господин Вервиль послал с ними, погнался за нею верхом.
Стрелки спали на грязной соломе
Салдань взбесился, получив это известие, и счастливы были слуги, что он не мог встать на ноги, так как если бы он мог стоять или мог бы вставать, они бы претерпели не только слова, но он бы избил их нещадно палкой, потому что бешено ругал их всяческими ругательствами и пришел в такую ярость, что болезнь его усилилась и опять началась горячка; так что когда лекарь пришел сделать ему перевязку, то боялся, как бы в ноге не было антонова огня, столь она была воспалена и посинела, — а это принудило его пойти к Вервилю, которому он рассказал что случилось и который сомневался в этой перемене и пошел тотчас же к Салданю, чтобы спросить его о причине
— Потому что, — сказал он ему, — вы видите хорошо, что никто не хотел скрыть этой девушки, и признаюсь вам, что если я позволил моей жене, а вашей сестре, поместить ее здесь, то только намереваясь возвратить ее брату и друзьям. Скажите, что было бы с вами, если бы узнали о вашем похищении, которое ведь есть уголовное дело, каких не прощают? [380] Вы думаете, быть может, что низкое ее рождение и ее профессия послужили бы извинением этого самовольства? — и на это вы и надеялись; но знайте, что она — дочь дворянина и благородная девушка и что, наконец, вам не легко было бы с ней разделаться. А потом, если бы средства правосудия оказались недостаточными, то знайте, что у нее есть брат, который бы отомстил за нее, потому что это храбрый человек, и вы убедились в этом во многих встречах, а это должно было вас заставить уважать его, а не преследовать, как вы это делаете. Время прекратить напрасные гонения, которые могут привести к вашей же смерти, ибо вы знаете, что отчаяние решается на все. Итак, лучше же для вас оставить их в покое.
380
«...уголовное дело, каких не прощают». — Особенно строго наказывались такие преступления, когда они совершались лицами, облеченными властью, по отношению к женщинам низших сословий. Но, тем не менее, похищения женщин были очень частым явлением, так как знатные и богатые люди вступали в сделки с судами (так было замолчано и убийство Салданя, потому что подозрение падало на знатных лиц).
Эта речь, должная заставить Салданя притти в себя, только удвоила его ярость и принудила его принять странное решение, которое он скрывал в присутствии Вервиля и которое он пытался потом осуществить. Он торопился поправиться и, как только стал в состоянии сидеть на лошади, распрощался с Вервилем и тотчас же отправился в Манс, где думал застать труппу; но, узнав, что она уехала в Алансон, он решился ехать туда.
Проезжая через Вивень, он остановился там покормить своих людей и трех головорезов, которых взял с собою. [381] Когда он въехал во двор гостиницы «Храбрый Петух», где он слез с лошади, то услыхал страшный шум: это были торговцы полотном (ехавшие на ярмарку в Бомон), которые заметили кражу, произведенную Ранкюном, и, вернувшись, жаловались хозяйке, а та со страшным криком твердила, что она не отвечает за это, потому что они не отдавали ей на хранение своих тюков, а взяли их в свою комнату; а купцы отвечали:
381
«...трех головорезов, которых взял с собой». — Наемные убийцы были в обычае; они убивали, устраивая засады. Тем более часты наемные убийцы в литературе того времени, особенно в трагикомедиях.
— Это правда; но какой дьявол велел вам пускать на ночлег этих фигляров? Потому что, без сомнения, это они украли.
— Да что, — спросила хозяйка, — были распороты ваши тюки или веревки перерезаны?
— Нет, — отвечали купцы; — это-то нас и удивляет, что они были завязаны так же, как мы сами их завязали.
— Тогда ступайте прогуляйтесь! — сказала хозяйка.
Купцы хотели было возразить, но Салдань поклялся, что поколотит их, если они не перестанут шуметь. Бедные купцы, видя столько людей, и такого подозрительного вида, вынуждены были замолчать и ждали, когда Салдань уедет, чтобы возобновить с хозяйкой спор.
После того как Салдань, его люди и их лошади были накормлены, они отправились в Алансон, куда приехали очень поздно. Он не мог заснуть всю ночь, потому что размышлял о том, как отомстить Дестену за оскорбление, которое тот нанес ему, похитив его добычу; и так как он был страшно зверский человек, то и принял зверское решение.
На следующий день он пошел в комедию вместе со своими спутниками, — их он послал вперед и заплатил за четверых. Он не был известен никому, и ему легко было сойти за приезжего. Он вошел, закрыв лицо плащом, а на голову надвинув шляпу, как человек, который не хочет быть узнанным. Он сел и пробыл до конца комедии, где ему было столь же скучно, сколь другие были довольны, потому что все восхищались Этуалью, игравшей в тот день Клеопатру в великолепной трагедии о великом Помпее [382] неподражаемого Корнеля. Когда она была кончена, Салдань и его люди остались в игорном зале, решившись напасть там на Дестена. Но труппа приобрела такое расположение всего дворянства и честных алансонских горожан, что комедианты никогда не ходили в театр и не возвращались домой без большого числа провожатых. [383]
382
«Трагедии о великом Помпее» — «Смерть Помпея», написанная Пьером Корнелем в 1641 году.
383
«...не возвращались домой без большого числа провожатых» — обычное, явление в провинции.