Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Набоков Владимир Владимирович

В отдельном издании главы строка 7 читается:

И не оставите меня.

^{13, 19, 23}В деревне нашей… В глуши, в деревне… В глуши забытого селенья.В Англии Татьяна Ларина звалась бы Розамундой Грей (см. появившуюся под этим заглавием неосознанную пародию Чарлза Лэма на сентиментальные повести с распутником, насилием над девой и деревенскими розами) и жила бы в коттедже; Ларины, однако, занимают деревенский дом, где не менее двадцати комнат, и этот дом окружен пространными угодьями, парком, садами и огородами, конюшнями, помещениями для скота, нивами и тому подобным. Полагаю, что им принадлежало

около 350 десятин (т. е. 1000 акров) земли, а то и больше, хотя для описываемых краев это скромное имение; у них должно было быть до двухсот душ крепостных, не считая женщин и детей. Частью это были слуги в их доме, остальные жили в деревянных избах, в деревне (или нескольких деревеньках). Деревня или ближайшая из деревенек должна была называться так же, как и все имение с его полями и лесом. Соседи Лариных — Онегин и Ленский — были гораздо богаче, у каждого могло быть более двух тысяч душ.

¹⁸Но говорят, вы нелюдим.Тут скрыта нота, напоминающая место из «Адольфа» Констана (глава 3): «…характер, который считают нелюдимым и странным… сердце, одинокое среди людей» (ср. также «Корсар» в переводе Пишо, цитируемый в коммент. к главе Третьей, XII, 10).

В письме Вяземскому 29 нояб. 1824 г. из Михайловского Пушкин пишет: «Дивлюсь, как письмо Тани очутилось у тебя. N.B. Истолкуй мне это [оно, вне сомнения, распространялось Львом Пушкиным]. Отвечаю на твою критику: Нелюдим не есть мизантроп, т. е. ненавидящий людей, а убегающий от людей. Онегин нелюдим [необщительный человек] для деревенских соседей; Таня полагает причиной тому [его необщительности] то, что в глуши, в деревне всё ему скучно и что блеск один может привлечь его… если, впрочем, смысл и не совсем точен, то тем более истины в письме; письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюбленной!»

Знаменитая строка в «Чайльд-Гарольде» (III, LXIX, 1): «Замечу кстати: бегство от людей — / Не ненависть еще и не презренье» <пер. В. Левика>.

²²Зачем вы посетили нас?Выделяя в переводе «зачем», я, может быть, был под впечатлением изумительной записи Тарасовой (пластинку я как-то слушал в доме Эдмунда Уилсона в Толкотвилле), читавшей письмо Татьяны.

^{26, 62}Души неопытной волненья... Обман неопытной души(род. пад.). «Неопытная душа» (им. пад.) — галлицизм, une ^ame novice, так часто встречающийся в тогдашней литературе. Например, во французском «Вертере» (1804) Севеленжа катрен стихотворного эпиграфа начинается так:

Ainsi dans les transports d'une premi`ere ardeur Aime et veut ^etre aim'ee une ^ame encore novice. <Так в порывах первого горячего чувства Томится любовью и желаньем неопытная душа>.

Опытный читатель заметит, что «порывы первого горячего чувства» несколько напоминают строку 75 из «Первого снега» Вяземского, которую Пушкин одно время думал взять эпиграфом к главе Первой:

По жизни так скользит горячность молодая…

³¹Другой!Обычная риторическая формула европейских романтических сочинений. Ср. Шенье, «Любовь», № IX («Сочинения», под ред. Вальтера), элегия, начинающаяся «Останься, о останься с нами…» (строка 75): «Другой! Но нет, я не могу…»; или Байрон, «Абидосская невеста» (1813), I, VII, 197–98: «И в дом тебя к другому шлю. /

Другому!» <пер. Г. Шенгели>.

³⁴ Ср.: Руссо, «Юлия» (Сен-Пре к Юлии, ч. 1, письмо XXVI): «Пред лицом неба… мы дадим обет жить и умереть друг ради друга».

Здесь Татьяна переходит с формального второго лица множественного числа на интимное второе лицо единственного числа, — прием, хорошо известный по французским эпистолярным романам того времени. Так, Юлия начинает обращаться к Сен-Пре на «ты» в третьем коротком письме к нему и дальше «ты» и «вы» перемежаются. В письме Татьяны «вы» после этого места прозвучит только под самый конец (строка 78, «ваша честь»).

^35–46Вся жизнь моя… вот он!Татьяна могла увидеть (допустим, среди стихов в альбоме сестры) элегию 1819 г., Марселины Деборд-Вальмор (1786–1859), своего рода Мюссе в юбке, лишившегося колоритности и остроумия:

J''etais `a toi peut-^etre avant de t'avoir vu, Ma vie, en se formant, fut promise `a la tienne; ................................................................ …j'avais dit: Le voil`a! <Возможно, я была твоя, еще не видя тебя, Жизнь моя, едва начавшись, уже была обещана тебе; ................................................................ …я сказала. Вот Он!>

⁴⁵Татьяна читала «Федру» (1677), I, III, Расина (который читал Вергилия):

Je le vis, je rougis, je p^alis `a sa vue; Un trouble s''eleva dans mon ^ame 'eperdue Mes yeux ne voyoient plus, je ne pouvois parler; Je sentis tout mon corps et transir et br^uler… <Я, глядя на него, краснела и бледнела, То пламень, то озноб мое терзали тело, Покинули меня и зрение, и слух, В смятенье тягостном затрепетал мой дух. Пер. М. Донского>.

При переводе «обомлела» утрачивается и звучность, и трепет, чувствующиеся в русском слове, которое чуть лучше, хотя тоже далеко не совершенно, передают французские глаголы «se p^amer» и «d'efaillir».

⁴⁹Модное занятие в те чувствительные времена. Вспоминаются такие французские гравюры, как «Добрая госпожа из замка»: юная дама, у которой в руках корзинка с провизией, — видно горлышко бутылки вина — на пороге бедной хижины; внутри нее одетый в лохмотья старик возводит к небу глаза и воздевает руки, а его жена молитвенно сложила руки на груди, младенец же разглядывает только что ему подаренную куклу.

^53–53Ср. стихи Винсента Кампенона в «Almanach des Muses» (1805):

Loin de lui, seule avec moi-m^eme, Je crois et l'entendre et le voir; La nuit, son fant^ome que j'aime Pr`es de ma couche vient s'asseoir. <Вдали от него, с собой наедине Я словно слышу его и вижу; А ночью призрак возлюбленного Приходит и сидит у меня в изголовье>.