Комната с загадкой
Шрифт:
– Что там насчет того, кто что видел?
– Я не видел, как произошло, – пояснил Пожарский, – я подошел около пятидесяти минут назад, и он только-только выпал…
Медик прервал:
– Ясно, молодцы, хвалю и не оспариваю. Нашли вы его, скажем… сколько времени? А вот, погодите, – он, наклонившись, глянул на часы погибшего, – вот, хорошая немецкая техника, а перед советской галькой спасовала.
– Это гравий, – деликатно вставил Акимов.
– Где?
– На насыпи гравий.
– Какая разница? –
– Галька гладкая.
– Все равно разновидность гравия, – прервал самолюбивый Симак, – не важно. Стало быть, ребята, нашли вы его около пятидесяти минут назад. А переворачивать, кстати, не стоило.
Анчутка, поджав губы, покосился на Кольку, тот сделал вид, что не замечает его взгляда.
– Вот, а смерть-то наступила раньше. На это указывает, вот, обратите внимание, степень окоченения и проявляющиеся…
Товарищ Волин мягко прервал:
– Борис Ефимович, не стоит прямо так уж детально.
– И то верно, – согласился медик, – не надо вязнуть в частностях, тем более без вскрытия. В общем, судя по, по… кхе, ну ряду иных признаков, смерть наступила несколько раньше того, как эти вот граждане его нашли.
– На сколько раньше? – спросил Сергей.
– Сложно сказать, но готов спорить, что погиб он не в результате падения.
– А в результате чего, предположительно?
– Много хотите, – заметил Симак, – вскрытие покажет.
– А вы сказали, повреждения…
– Повреждения, сказал, не отказываюсь. Имеются и характерные для случаев выпадения из движущегося поезда, а траектория дает основания полагать, что выпрыгнул он из поезда не сам.
– Это как? – не выдержав, влез в разговор Анчутка.
– Ну как-как. Физику учили в школе?
Яшка увял.
– А учили бы, сообразили, что расстояние от тела до путей невелико, – охотно пояснил тот, – если смоделировать траекторию, то есть основание полагать, что начальный импульс… толчок, проще говоря, никто ему не придавал. Но, как я уже сказал, вскрытие покажет.
Волин рассеянно кивнул, постукивая по зубам карандашом и лишь потом вычерчивая. Тут капитан с насыпи начал выкрикивать какие-то показатели, Волин записывал не их, а то, что сам намерил, причем так, чтобы не видел старший по званию, – благо было уже темно. Фотограф, ворча на слабый свет и чьи-то смешные претензии на перерасход магния, щелкал затвором и сверкал вспышкой. Симак, убедившись, что, кроме Акимова и двух пацанов, никто не слушает, все-таки продолжал, не в силах обуздать любовь к лекциям и дедукции:
– Вы смотрите, смотрите внимательнее, мертвые порой больше говорят, чем живые. Вот, например, я вам скажу, что по профессии погибший электрик и невысокой квалификации.
Волин, который будто бы не прислушивался, но все слышал, немедленно спросил:
– Это из чего сие следует?
–
Медработник повернул руку погибшего ладонью вверх, Волин наклонился. Что-то они там оба разглядели, со значением переглянулись и покивали. Акимов видел лишь едва заметные следы, похожие на засохшие ранки от старых небольших мозолей, и две обычного вида, хотя и глубокие, параллельно идущие царапины.
– Борис Ефимович, говорите, низкая квалификация, а смотрите, как одет хорошо и часы дорогие, – и Волин указал на ноги погибшего: – Туфли прямо сказочные.
– Должно быть, скрипучие, – немедленно и ревниво подхватил медик-всезнайка.
«Скрипучие, это ты верно заметил. Еще какие скрипучие», – повторил про себя Колька. Тут пролетела электричка в центр, и, когда вновь заплясали по остаткам мертвого лица огни, Кольке стало очень стыдно.
Он дернул Акимова за рукав:
– Товарищ лейтенант, позвольте прикурить, – и, отведя его в сторону, быстро, тихо зашептал:
– Сергей Палыч, никакой это не электрик. Врет он.
– Зачем ему врать-то, ты полегче, – попенял Акимов и тотчас уточнил: – Почем знаешь?
– Да видел я его сегодня и разговаривал. С утра.
– Уверен? Любопытно знать, с чего ты это решил? Лица-то нет.
– Остальное есть. Я запомнил. Толстый, волосня длинная, на ушах виснет. Кольцо запомнил, и ботинки эти так уж у него скрипели…
– Для опознания немного, но как версия – очень даже, – признал Акимов. – И где же виделись? Разговаривали? Назвался, может, имя знаешь?
– Нет. Он к соседке заходил камин актировать, а дочка соседки позвала меня расписаться, потому что мама в больнице была… – тут Колька о чем-то задумался, почесывая за ухом.
– Какая мама? Что за камин?
– Ну дымоход, дымоход.
– Центральное ж, паровое отопление имеется.
«Шляпа он все-таки, порядочная», – подумал Колька не без превосходства и принялся объяснять:
– Дом у нас, Сергей Палыч, старый, дореволюционный. Камин у соседки в комнате с тех времен остался. Там шоровский кабинет был.
– Шоровский – это чей? Кто это?
– Вы что, не знаете, что он раньше целиком шоровский был?
– Откуда мне знать? – резонно заметил Акимов. – Это задолго до моего появления было.
– Ну и до моего, – таким же манером подтвердил Колька. – Мне отец рассказывал о том, что у Маргариты Вильгельмовны муж был консерваторский профессор, у него в нашем доме семья и жила, и классы здесь были еще до революции. Вот с тех пор камин остался.
– Понимаю, понимаю, камин, – проговорил Акимов, косясь туда, где грузили труп на носилки, разорялся бравый капитан, тыча в схему, начерченную Волиным, и тот, сохраняя смиренный и придурковатый вид, все стучал по зубам карандашом.