Комната старинных ключей
Шрифт:
Полина быстро взглянула на Макара – не мелькнет ли понимающая усмешечка на лице? Или скука от того, что все оказалось так ожидаемо: очередная история брошенной молоденькой дурочки.
Но Илюшин не смеялся. Он внимательно слушал.
– Дима перетащил меня на другую работу, в маленькую фирму своих друзей. Платили столько же, но он говорил, что мы сможем встречаться почти каждый день.
Ради того, чтобы чаще видеться с ним, она бы пошла работать куда угодно. Хоть в коровник. Он хотел, чтобы она была рядом. От этой мысли ее окатывало счастьем, и сначала становилось
Она встала, налила воды и вернулась.
– У нас все шло прекрасно, если не считать одного. У Димы была мечта. Он мечтал о доме за городом. Грезил собственным коттеджем. Москву ненавидел и не раз говорил мне, что не хочет жить в этом городе. Что хочет спускаться с крыльца на собственную землю, топить печь, рубить дрова. Гулять в лесу, а не в ближайшем парке.
– Хорошая мечта, – одобрил Сергей.
– Он не мог думать ни о чем другом, кроме своего дома. И меня убеждал, как замечательно мы с ним заживем. Рассказывал, что мы заведем двух собак. Белого лабрадора с добрым лицом и лохматого норвич-терьера. Знаете, это такие маленькие собачки, похожие на дворняжек. Очень смешные… У них острые ушки и очень умные глаза. И вообще они умные. Я про них много знаю.
Полина замолчала. Она не хотела читать сыщикам лекцию о норвич-терьерах. Но они с Димой и в самом деле часто говорили о том, каких собак заведут, когда у них будет свой дом. Дима даже звонил в питомники, хотя Полине казалось, что это преждевременно.
– Знаете, у меня не было отношений до Димы. – Она смутилась и потянула из кармана ключ, подаренный Ковальским. – Он был старше, умнее, значительнее… Он убедил меня, что собственный дом – это очень здорово. Проблема была в том, что ему не хватало денег. У него были сбережения, но их хватило бы на дом в два раза меньше того, который он хотел.
– С этого можно было начать, – заметил Макар.
– Дима не хотел ни с чего начинать. Он много раз говорил, что мечта – это не проект, она должна сбыться вся и сразу. Например, он получил бы наследство от тетушки из Франции.
– У него во Франции была тетушка?
– Была и есть. Жива до сих пор. Но она всего на десять лет старше Димы, поэтому на наследство надеяться не приходилось.
Полина положила ключ на стол перед собой.
– Мы собирались пожениться… Но Дима хотел, чтобы после свадьбы мы вернулись в свой коттедж. Тот самый, который он нафантазировал. Говорил, что тогда нас будет ждать счастливая жизнь, он это чувствует. И в конце концов придумал, откуда взять деньги.
Она помолчала, зацепившись взглядом за ключ. Ей еще не приходилось рассказывать эту историю целиком. Тем более посторонним. С каждой следующей фразой это давалось все тяжелее.
– Мой дедушка был ученый, – наконец сказала Полина. – У них с бабушкой была прекрасная квартира на Берсеневской набережной. После смерти бабушки она досталась мне.
– Вся? – быстро спросил Илюшин.
– Вся.
– Ясно. – Макар сочувственно кивнул. – Тогда все ясно.
– А мне нет, – вмешался Бабкин. – И что с квартирой?
– Я продала ее. А вырученные деньги мы вложили в дом. Дима нашел бригаду, которая быстро построила коттедж. Он получился очень красивый и уютный.
Она подумала
– Я хотела посадить вокруг шиповник и черноплодную рябину. Знаете, какая вкусная наливка из черноплодки? Даже вкуснее, чем из вишни! Меня бабушка учила ее делать…
Полина запнулась. Эти беспомощные слова ничего не передавали! Они не могли выразить, как счастлива она была целых три месяца, пока обставляла дом, запасала банки для варений, выбирала растения для будущего сада. У нее был дом, свой дом, чудесный домик с маленьким садом. Был любимый, приходивший по вечерам с работы и радовавшийся ее маленьким придумкам. Впереди открывалась невозможно счастливая жизнь, в которой были муж и дети, толстый пушистый кот с носочками на лапах, цветы шиповника все бесконечное лето, а зимой – банки с золотистыми дольками яблок, и кофе по утрам, и лай смешной ушастой собачонки, скачущей в снегу, и рубиновая наливка по вечерам из маленькой рюмочки – сладкая, как сны об августе.
От счастья Полина летала стрижом. Ей хватало энергии на все. Тогда-то Дима с насмешкой обронил, что из нее вышла бы отличная домохозяйка. А она обрадовалась его словам, решила, что это поощрение. Думала, он благодарен ей за то, что она обустраивает их жилище.
– Потом мы расстались, – буднично сказала Полина. – Мы прожили в новом доме совсем недолго. Три месяца. Однажды Дима сказал, что он… Что он не любит меня больше. Что мы сделали ошибку, поселились вместе слишком рано. Он понял, что семейная жизнь не для него.
«И еще – что ты его разочаровала, – напомнил внутренний голос. – Что ты толстая, с плебейскими лодыжками и запястьями. Он сказал, что не может хотеть такую женщину всю жизнь. И что ты очень милая, но это лишь в силу юности. В тебе нет изящества, нет шика. Но самое главное – в тебе нет ничего интересного. Ты клуша, готовая заниматься лишь хозяйством и детьми. А он не такой. Ему нужна женщина, которую он мог бы боготворить».
– Да, неприятно, – сказал Бабкин. – Значит, вы развелись?
Полина засмеялась:
– Вы забыли. Мы ведь хотели расписаться только после того, как у нас появится дом. Нам не пришлось разводиться, потому что мы не были мужем и женой.
И тут Сергей начал понимать. Она увидела это по его вытянувшемуся лицу.
– Вы хотите сказать, что дом…
– Дом остался ему, – сквозь смех подтвердила Полина. – Я разве не сказала, что он был записан на Диму? И что все деньги от продажи квартиры я… ха-ха!… отдала ему просто так? Мне и в голову не пришло попросить у него расписку, потому что мы очень любили друг друга! Разве между любящими людьми могут быть расписки? Ха-ха-ха!
Бабкин молча подвинул к ней стакан с водой.
Полина опрокинула его залпом, как водку, поперхнулась и долго не могла откашляться.
– С работы меня тоже выгнали, – уже спокойнее сказала она. – Диме оказалось трудно видеть меня каждый день. А хозяева фирмы были его друзья. Я осталась без работы, а тут как раз кризис…
Полина перевела дыхание.
– Я понимаю, что это я во всем виновата. Одна моя подруга назвала меня кромешной дурой. Она была права.
«Мне нечем себя оправдать. Я безропотно слушалась Диму, я растворилась в нем. Даже не понимала, как может быть по-другому».