Компас и клинок. Книга 1

Гринлоу Рейчел

Кай мельком смотрит на меня, и от этого крушения, от событий сегодняшней ночи привычной мягкости и безмятежности в его больших карих глазах как не бывало. Он кладет руку мне на плечо, и я поднимаю взгляд на него – сплошь могучие плечи и непоколебимая сила. Кай бегло осматривает мои раны, и я уже знаю, что будет.

– Осмотришь этого и возвращайся обратно к веревке.

– Но…

– Не испытывай судьбу, обсуждали же? Мы не можем тебя потерять, – отрезал Кай. – Я пойду еще на палубе осмотрюсь. Только не тащи его на себе.

Я даже возразить не успеваю, а его уже след простыл. Осталось только стиснуть зубы от досады. На споры времени нет; работать надо как единое целое. Да и Кай все верно сказал.

На его месте я бы поступила так же.

Оборачиваюсь к телу и, ухватив моряка за плечо, переворачиваю его лицом вверх. Я ощупываю, нет ли у него ран или глубоких порезов, но тут корабль освещает вспышка молнии, и я встречаюсь с ним взглядом.

Судя по лицу, он наверняка мой ровесник, разве что немного постарше. Каштановые кудри обрамляют пугающе большие глаза, а смуглая кожа щедро усыпана созвездиями веснушек. Он смотрит прямо на меня, и я четко различаю в темноте мерцающие белки его глаз. По венам пробегает мимолетная искра, и у меня перехватывает дыхание. У него не то чтобы красивое, но очень выразительное лицо, и я знаю, что эта форма глаз и очертания скул будут еще долго меня преследовать. Губы его слегка дергаются, как будто он пытается улыбнуться. Этот малейший намек на душевную теплоту придает его чертам такую красоту, словно мальчишке на роду написано идти по жизни с улыбкой и смехом. Но тут глаза у него закрываются, и челюсть отвисает.

– Не отключайся! – кричу я под грозный стон корабля.

Я трясу его за плечи, но парень хрипит, мучительно хватая ртом воздух. Наверное, он упал за борт, а потом залез обратно.

– Встать сможешь?

Он кашляет, сплевывая морскую воду, и с трудом поворачивается на бок. Я опираюсь на пятки и слегка от него отстраняюсь. Не спуская с него глаз.

– Давай помогу тебе встать…

– Оставь меня. Я сам. – Голос у него совсем осип от жгучей соленой воды.

Сколько же он тут пролежал, пока остальные матросы уносили ноги с корабля, раздумываю я.

– Кай! – кричу в темноту, а корабль медленно, тошнотворно медленно накреняется все больше. – Кай!

– Я тут! – откликается он. – Больше никого не нашел.

Он хочет сам поднять выжившего и наклоняется подхватить его за руку. Я не слышу, что говорит ему парень, но Кай сердито хмурится. И тут же отпускает руку, отчего мальчишка валится на деревянную палубу.

– Что такое?

– Оставь его, – отзывается Кай и, недолго думая, идет обратно к веревке.

Я смотрю, как он привязывается следом за Брином, потом перевожу взгляд на парнишку. Во мне клокочет недоумение. Почему Кай решил его бросить? Он представляет угрозу? Мальчишка, уже сидя, смотрит на меня. Выжидая, как я себя поведу.

Он медленно моргает, и в груди опять пробегает искра. Есть в нем что-то такое… Опасное. Но хоть мы и работаем в команде, я не стану слепо подчиняться Каю без веских причин. Я не брошу выжившего. У меня на руках и так немало крови – у всех нас, – чтобы еще бросать кого-то на произвол судьбы.

– Хватайся за руку, – говорю я парню, и с моей помощью он встает.

Ростом он меня выше, поджарый и стройный, нависает и глядит сверху вниз. Вдруг он качается, заваливается головой вперед, и, подхватив его, я кричу от боли, впившейся еще глубже в бок.

– Сказал же, оставь его! – бросает Кай, увидев, как я тащу парнишку к веревке.

Мне хочется спросить почему, но на это нет времени.

– Я не могу. – Я встречаюсь с Каем взглядом и смотрю прямо на него. – Ты же знаешь.

Привязываюсь вместе с остальными к канату, а парня закрепляю следом за собой. Все собираются, и веревка впивается мне в бок. Шторм прорезает резкий свист Брина, короткий и ясный. Это наш сигнал. Пора уходить.

Я оборачиваюсь посмотреть, как там выживший – паренек, так густо усыпанный веснушками, словно небо

в зимнюю ночь. Молния еще раз рассекает небо, и мы встречаемся взглядом. Очертания его лица, глубина его глаз выжигаются в моей памяти, и я чувствую, как будто что-то тянет внутри. Что-то странное, похожее на зов прибоя. Словно с первых нот знакомая песня ускользает, как бы я ни вслушивалась. Я открываю рот и хочу что-то сказать, но тут веревка дергает меня вперед, и вот я уже в воде.

Море бушует, яростно ворочая волны. Я налегаю на трос, так что в боку полыхает огнем, и изо всех сил отталкиваюсь. Воображаю, как отец оглядывает береговую полосу и тянет канат, вытаскивая нас из воды. Прямо передо мной плывет Агнес, а через двоих за ней – Кай, и, как только мои ноги упираются в песок, я оглядываюсь и ищу глазами выжившего.

Но его уже нет.

– Стойте! – кричу я, озираясь по сторонам. – Тот моряк, которого мы разыскали! Где выживший, Кай?

Группа на пляже отпускает канат, и я, ослабив узел на талии, выпутываюсь из него. Высматриваю парнишку, но не нахожу его. Кто-то кладет мне руку на плечо – я ее стряхиваю и ныряю в воду. Все пытаюсь нащупать моряка, загребая волны руками, извиваясь под ударами и тягой течения, сердце чуть ли из груди не рвется от нужды, отчаянной нужды его отыскать…

Я выплываю на поверхность. Давясь воздухом, уже не ощущаю внутреннего зова. И, возвращаясь обратно на пляж, уже знаю. Его забрало море.

Мне следует чувствовать благодарность за это кораблекрушение, за наш сегодняшний «улов». Но перед глазами стоит его лицо и веснушки, словно россыпь звезд на ночном небе. Белки его глаз. Прикованный ко мне горящий взгляд.

Говорят, мы на Розвире все сплошь преступники – нелюди даже, – и, может, так оно и есть. Но когда на небе расцветают грозовые тучи, погружая наши острова во тьму, я слышу песню моря. Зов пучины и вторящее ему эхом сердце.

Нас называют мародерами; говорят, мы заманиваем корабли в ловушки, убиваем людей и грабим. И, наверное, именно так мы и поступаем.

Только называем это способом выжить.

Глава 2

– МИРА!

Я бреду по пляжу, ветер с дождем хлещут по коже. Остальные до сих пор не разошлись, растаскивают груз. Ко мне подбегает отец, бегло оглядывает лицо и одежду. Хочет убедиться, что я вернулась с места кораблекрушения целой и невредимой.

– Все так же думаю о ней… – произносит он еле слышно.

Я киваю и отворачиваюсь. Отца я горячо люблю; мы столько лет живем душа в душу. Но его горе мне дается тяжелее, чем свое. По крайней мере, сегодня.

– До рассвета всего пара часов! – говорит Брин, обращаясь ко всем. – Может, на тележки все погрузим? Увезем, пока дозорные не пронюхали.

Мы киваем и делимся на группы. Сбоку ко мне подходит Агнес, отжимающая волосы. Она улыбается, поблескивая в темноте жемчужно-перламутровыми зубами, и в ее зеленых глазах я улавливаю отблеск облегчения, что все наконец-то закончилось. Мы в безопасности. Улыбаюсь в ответ, радуясь, что она не пострадала. Агнес на год старше меня, но по росту и телосложению мы с ней почти один в один. Ее кожа, как и у меня, отражает бледное сияние луны, а летом смуглеет. Зато волосы у нее цвета пламенного солнца, уплывающего за горизонт, тогда как у меня они цвета пшеницы. Хотя это мне следовало уродиться с волосами цвета пламени. А ей – с мягким льняным цветом полей.