Комплекс Мадонны
Шрифт:
— Для развлечения или серьезно?
— Серьезно. Меня волнует каждый ход, — резко добавила она.
Убрав вычурные резные фигуры из слоновой кости, Барбара открыла ящик стола и достала стандартный набор.
— Когда играю, я не выношу эти аляповатые фигуры.
— Мне все равно.
Робби развеселила ее серьезность, и он решил разгромить молодую женщину. В Лоренсвилле он был чемпионом школы, но теперь играл лишь время от времени и не встречал сильного сопротивления. Взяв белую и черную пешки, он помешал их за спиной и, зажав в кулаки, протянул Барбаре.
— Если
— Как вам угодно. — Робби расслабился, но его ум обострился; хотелось поставить Барбару на место. — Мы будем объявлять гарде и ж’адуб [26] ?
— Как хотите. Но если это только ради меня, то не обязательно.
Робби решил начать ходом ферзевой пешки, Барбара ответила новоиндийской защитой, которая из-за своей сложности и точности требовала большого опыта, гибкости и хорошей теоретической подготовки.
26
Объявление нападения на ферзя и прикосновение к фигуре.
— Кто научил вас играть?
— Мой отец.
— Вы когда-нибудь играли с моим отцом?
— Мы сыграли с ним три партии.
— И как он?
— Я разгромила его.
— Мне придется спасать фамильную честь.
Он попробовал устроить ловушку, предлагая пешку в надежде получить сильное позиционное преимущество. Барбара не приняла жертвы, и его уважение к ней возросло.
— Вы знали, что я играю, не так ли?
— Ваш отец говорил мне.
Робби сделал конем неосмотрительный ход, и ферзевой фланг оказался незащищенным. Барбара максимально воспользовалась этим, связав коня и ферзя черными слонами.
— Вам понравилась Элейн?
— Очень. — Барбара подняла взгляд от доски и стала смотреть, как Робби внимательно изучал возможность угрозы с ее стороны. — А я вам понравилась?
— Это важно?
— Очень. Я хочу стать вашим другом.
— Вы скоро станете моей мачехой.
— Не говорите подобных глупостей.
— Я — ваш пасынок или скоро буду им. От этого мне немного не по себе. Как-то странно думать о вас в этом качестве.
— Тогда к чему беспокоиться?
— Это — жизнь, юридически оформленная действительность.
— Не говорите, словно школьник. Вы что, думаете, что я стану понукать, давать советы или урежу ваше содержание?
— Шах, — сказал Робби.
— Это ошибка.
Барбара аккуратно передвинула коня, сделав вилку слону и ферзю. Робби отдал слона, но его позиция улучшилась.
— Не думаю, что вы станете делать какие-либо глупости, — сказал он.
— Это что, должно означать, что я — хитрая аферистка, имеющая какой-то стратегический план?
— Этому я не судья.
— Ладно, вы усилили натиск.
— Но вы забрали моего слона. Я действительно не знаю, что сказать, Барбара. Я в каком-то смятении.
— Вы хороший актер.
— Я очень люблю своего отца и не хотел бы, чтобы он испытывал
— Что ж, значит, мы на одной стороне.
— Надеюсь.
Барбара сама зажгла сигарету, отмахнувшись от предложенной зажигалки.
— Вы не хотите быть моим другом?
— И что я должен сказать на это? Нам ничего друг о друге не известно. Возможно, наши темпераменты нельзя совместить.
— Вы хотите это выяснить?
— Разумеется, хочу.
— О чем вы думаете? — Она продолжила до того, как он успел ответить. — Приблизительно вот так: я готов все сложить в сумку — Элейн, ее семью, свою карьеру, деньги; если мне не понравится то, что я увижу, я смогу смыться, как только сочту нужным.
Она ослабила внимание, и Робби отыграл пешку.
— Это лишь одна из точек зрения, да?
— Вы стоите на ней?
— В настоящее время я только стараюсь выиграть партию, это простая задача. Мне кажется, что меня загнали в угол.
— В шахматах?
— Да, в шахматах, — с непроницаемым лицом ответил он.
Барбара сердито смахнула фигуры с доски, и Робби, побледневший и напряженный, поднялся из-за стола.
— Как бы вы себя повели, если бы стали проигрывать, ударили бы меня подсвечником? Послушайте, не надо так решительно наступать на незнакомого человека. Дайте мне время, хорошо? Я же знаком с вами без году неделя. Мне что, полагается любить вас?
Барбаре захотелось расплакаться, но она сдержалась.
— Вы правы. Прошу прощения. Я вела себя, как идиотка.
Он ничего не ответил, что еще больше взбесило ее.
— Я сказала, что сожалею.
Робби печально покачал головой и стал собирать с пола фигуры.
— Почему бы вам не лечь спать? — сказал он. — Вас это сильно утомило. Мне это хорошо видно.
— Это первая фраза понимания, которую вы мне сказали. Знаете, мне было очень неприятно. Ваш отец последние несколько недель вел себя, словно лунатик.
— Не говорите о нем так.
— Мне необходимо кому-то выговориться.
— Ну только не мне. Я полагаю, что вы — поразительно красивая женщина, несомненно умная, чертовски сильны в шахматах, и надеюсь, что вы оба будете очень счастливы.
— А, черт. Я кончена…
Барбара расплакалась и выбежала из комнаты. Робби замер — каменное изваяние. Его тело ныло от нервного напряжения. За ужином Робби вел себя, как на торжественном приеме по случаю вручения академических премий, вежливо выслушивал все, о чем говорила Барбара, даже ее речь о вине, которая длилась десять минут и напоминала рассказы некоторых разочарованных, эмоционально нестабильных женщин о своих пуделях. Барбара говорила на пяти различных языках, но Робби уловил только несколько французских слов, лишь половину из которых он понял. И в завершение всего, неизвестно почему, именно в эту минуту, возможно, сам особняк, морской воздух, а может быть, радостные и игривые звуки, доносившиеся из ванной комнаты, пробудили у Робби такое желание обладать Элейн, что его колени обмякли. Опустив плечи, он с трудом потащился в свою спальню. Принять душ, а затем спать допоздна.