Комплекс Наполеона

Серова Марина Сергеевна

— Мария Романовна, — ответила женщина, и я, в свою очередь, тоже представилась, добавив, что проще будет называть меня Татьяной, без отчества.

— Хорошая у вас квартира, Мария Романовна, — искренне сказала я. — И атмосфера приятная: компьютер, пироги, кофе… Антон, наверное, рад очень?

— Ну, а как же, — не без гордости за себя проговорила Мария Романовна. — Квартиру-то его родительскую я продала — там двухкомнатная была. А вместо нее однокомнатную купила, чтобы у мальчишки жилье свое было, когда вырастет. Оставшиеся деньги я не присвоила,

не-ет, не подумайте, — прижала она руки к груди, качая головой. — Во-первых, ремонт вот сделали хороший — ему же здесь жить. Потом опять же компьютер, одежду всю новую пришлось покупать — не в детдомовской же ему ходить! Велосипед просил — пожалуйста. А что осталось, я ему на книжку положила.

— Вы все очень разумно сделали, — кивнула я. — А сам Антон сейчас где?

— В школе он, он же во вторую смену у меня учится, — сказала Мария Романовна, собирая посуду. — Да еще вот в секцию бокса пошел. Пристал и пристал ко мне: устрой да устрой! Я говорю — зачем тебе этот бокс, один мордобой! А он пристал и пристал! Ну ладно, хочешь — иди! Далековато, правда, от дома. Зато глупостями не занимается: занят с утра до вечера, домой поздно приходит — и сразу спать. А утром — за уроки. Так что мы и режим весь соблюдаем, не сомневайтесь!

Я не сомневалась в добросовестном воспитании Марией Романовной ее племянника, мне нужно было перейти к дружбе Антона с Сережей Губановым. По всей видимости, Мария Романовна была не в курсе того, что этого мальчика уже нет в живых.

— Мария Романовна, — начала я осторожно. — А Антон не встречался ни с кем из своих бывших друзей из детского дома?

— Да вроде нет, — пожала плечами Мария Романовна.

Она быстро перемыла посуду и опустила на табурет свой крепкий, туго обтянутый брюками зад, после чего потянулась к пачке сигарет. Я тоже не стала отказываться.

— Я вообще хочу, чтобы он этот детский дом забыл поскорее, — со вздохом сказала она. — Сами понимаете, мальчишка такую трагедию пережил, оба родителя сразу погибли, в одночасье. Лена-то, сестра моя младшая, еще жила четыре дня в больнице, так Антошка все спрашивал: «Теть Маш, а мамочка не умрет?» Я его все успокаивала, успокаивала, хотя врачи говорили, что шансов почти нет. Четыре дня промучилась и умерла. Мы уж и лекарства покупали все, какие надо, — не помогло…

Мария Романовна промокнула уголки глаз краем джемпера и затушила сигарету.

— Я уж его просила, Антошку-то: сынок, я тебя не навсегда отдаю, ты уж потерпи немного. Мне самой тогда нужно было в больницу ложиться на операцию, а потом я этими оформлениями занималась. Ну а уж как закончила, сразу забрала. Полгода уже, как мы с ним живем. Правда, он меня тетя Маша зовет, а я его все равно сынком называю. Своих-то детей у меня нет… Так что можете Аделаиде Анатольевне передать, чтобы не беспокоилась.

Мария Романовна, видимо, считала беседу законченной, но я как раз только собиралась перейти к главному. Чуть вздохнув, я сказала:

— Вы, наверное, не знаете, что там несчастье случилось, в детском

доме…

— Какое несчастье? — округлила глаза Мария Романовна. — С детьми разве что-нибудь?

— К сожалению, Сережа Губанов умер. Вы слышали про такого мальчика?

— Слышала, конечно, слышала, — закивала головой Мария Романовна, ошарашенная моей новостью. — Да он и звонил сюда несколько раз Антону. Дружили они раньше, а потом, как Антона я забрала, дружба как-то и спадать у них стала. Это, как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Да… Как же это получилось-то? Заболел, что ли?

— Да вот хуже все, Мария Романовна. Задушили его, прямо в его кровати.

— Батюшки! — Королькова всплеснула руками. — Да как же, кто же? Как же в детском доме такое возможно?! Как же они не уследили-то?

— Самое печальное, что в этом подозревают Варвару Михайловну Никишину, нянечку. — Я специально передавала Марии Романовне все эти подробности на тот случай, если ее придется использовать в суде как свидетельницу. Не зря же кости меня сюда послали, может быть, именно в прошлой дружбе Антона с Сережей и заключается разгадка смерти последнего?

— Варвара Михайловна?! — ахнула Королькова. — Ну, это вообще… Да что она, с ума сошла, что ли? Такая добрая всегда, и дети ее любили! М-да… Вовремя я Антошку оттуда забрала! — решительно закончила она.

— Вот я и хотела с вами поговорить на эту тему, — сказала я.

— Со мной? — Мария Романовна удивленно взглянула на меня. — А со мной-то что? Я там и не была уж с осени, в детском доме-то. Так, перезваниваемся иногда с Аделаидой. А вы-то что же, не воспитатель небось? — Она, прищурившись, пристально посмотрела на меня.

Я мысленно вздохнула.

— Я частный детектив, занимаюсь смертью Сережи по просьбе Аделаиды Анатольевны.

— Частный детектив? Ну, совсем интересно, — усмехнулась Мария Романовна. — Только я все равно не понимаю — мы-то с Антошкой при чем тут?

— Я просто подумала, что Сергей мог делиться чем-то с Антоном, какими-то своими секретами, — сказала я. — Может быть, у Сережи была какая-то тайна, и Антон об этом знал…

— Ничего он не знал! — замахала руками Мария Романовна. — Что он мог знать-то? Да и какие тайны у мальчишек девятилетних? И потом, они все-таки в детском доме, не на улице, под присмотром, — принялась она как будто убеждать саму себя.

— Под присмотром-то под присмотром, — покачала я головой, — да вот видите, что с Сережей получилось. К тому же не сутками же они в детском доме сидят, их и гулять выпускают.

— Ну да, ну да, — закивала головой Мария Романовна. — Ну выпускают, ну и что?

«Да, может быть, и ничего! — с досадой подумала я. — Может быть, и в самом деле я зря сюда приперлась, поставила на уши эту женщину, которая и так, наверное, здорово устала и только сейчас стала более-менее успокаиваться и жить нормальной жизнью. Может, и в самом деле я зря к ним привязалась, и не знает ничего этот Антошка? Тетка-то и вовсе не в курсе…»