Компот из сладкой лжи
Шрифт:
– И вы, вероятно, увяжетесь за мной? Чай, кофе, все дела? Так сказать, в благодарность?
– Да что с вами? – удивленно приподнял брови капитан. – Дядя Том дал четкие указания на ваш счет, и вообще… – Кораблев выдохнул и отвернулся.
Упоминание о дяде Томе немного успокоило Надю. В конце концов этот Кораблев был прав. Боевой дух поднять не мешало бы. Она обхватила бутылку двумя руками и поднесла к губам. Сделав большой глоток, закашлялась и согнулась пополам, тряся головой.
– Ну как, хорошо пошла? – заботливо спросил Кораблев.
Наденька замычала,
– И сразу теплее стало, да? Не благодарите! – Кораблев похлопал Надю по плечу и взялся за горлышко поллитровки, но Наденька вцепилась в нее мертвой хваткой. Наконец Денису удалось забрать бутылку, расцепив ее пальцы. Он потряс ею перед Наденькиным носом и сказал на прощание: – До следующего раза оставлю, а то напьетесь еще. Идите домой, Надежда Николаевна, выспитесь хорошенько, ладно? Спокойной ночи!
Облизывая горящие губы, сквозь туман в глазах Наденька смотрела, как уезжает автомобиль Кораблева. Затем на ватных ногах подошла к подъезду, доковыляла до лифта и поднялась в квартиру. Кое-как умывшись, она стянула одежду и, ничего не соображая, повалилась на кровать, где тут же уснула, завернувшись в покрывало и подложив под щеку махровый халат Ржевского.
4
Сквозь сон тянусь к тебе, мой милый,
Не чуя рук, спины и ног.
О боже, дай скорее силы!
Но встречу вдруг прервал звонок…
… Он прикоснулся к ее обнаженному плечу – тепло ладони согрело кожу. Убрал прядь с ее лица, затем склонился и оставил легкий поцелуй на щеке…
Тягучее томное желание тут же окутало ее бедра, теплой волной ударило в колени и живот. Дыхание перехватило, как всегда, когда он был рядом. То, что давало ей силы, вселяло уверенность в своей красоте и манкости, находилось в его умелых сильных руках. Казалось, еще одно прикосновение, еще один поцелуй, и она взорвется на миллион радужных осколков абсолютного счастья.
– Ржевский…
Легкий холодок пробежался по обнаженной коже, от чего желание стало только сильнее, а ощущения острее.
Надя вздохнула во сне и потянулась навстречу так необходимому ей теплу, но встретила лишь пустоту и неудовлетворенность.
«Я скоро вернусь…» – мягко прозвучало словно издалека.
«Не уходи, пожалуйста! Я хотела тебе сказать…»
…Заиграла музыка. Бравурный марш "Выход гладиаторов" настойчиво лез в уши, вытаскивая из сладкого сна и возвращая в суровую действительность. Где-то на стыке сознания Надя схватила трубку и хрипло прорычала:
– Я хотела тебе сказать, что ты скотина!
– Доброе утро, Наденька, я тоже рад тебя слышать, – ответил дядя Том, и Чарушина наконец разлепила глаза.
– О… Томас Георгиевич, это вы… Доброе утро! – она резко поднялась и схватилась за гудящую голову. – Наверное…
– Ты там как? – по-отечески поинтересовался главный учредитель.
– Я нормально… кажется… – Надя прикоснулась кончиками пальцев к тому самому месту на щеке, где, кажется, всего лишь
Ржевский!..
Надя оглядела кровать, провела ладонью по холодной нетронутой подушке и прислушалась. В квартире было тихо – не шумела вода в душе, не гудела кофемашина. Все было так же, как всегда. Все, кроме Ржевского…
– Ты опять заснула? Быстро неси свою задницу сюда! – внезапно рявкнул дядя Том, а Надя подскочила на месте.
Моргнув, она судорожно вцепилась в халат Ржевского и стала спешно натягивать его, путаясь в рукавах.
– Да-да, Томас Георгиевич, уже выхожу… После вчерашнего что-то совсем расклеилась. Но слава богу, что…
– Надя, быстро, я сказал! Денис уже здесь. Там труп, и надо…
Наденька в ужасе зажмурилась и дернула себя за волосы. «Нет! Нет! Только не это…» Конец фразы дяди Тома она даже не дослушала, оглушенная информацией о трупе.
Когда дядя Том отключился, Надя обреченно потащилась в душ, где дала волю истеричным слезам. Через полчаса, не досушив толком волосы и облачившись в черный деловой костюм, она взглянула на свое отражение в зеркале. Ужаснувшись, замазала кое-как тональником круги под глазами и подкрасила ресницы. Обнюхав холодные сырники, которые пролежали в холодильнике несколько дней и стали похожи на камни, она выпила стакан кипяченой воды. Сунула ноги в остроносые лодочки, хлопнула дверью и понеслась к машине.
Мрачно взирая на галдящих во дворе детей, яркое солнце и белые облака, Наденька напялила на нос темные очки и порылась в сумке в поисках ключей. Ключи оказались в машине, напоминая ей о том, что даже закончив юрфак с красным дипломом, сдав квалификационный экзамен и став младшим адвокатом, можно оставаться полной дурой и неудачницей.
Выезжая со двора, Надя заметила, как два мужика в фирменных куртках колдуют над воротами, а это значило, что днем следовало позвонить в управляющую компанию и узнать, где и как она может получить электронные ключи.
Стоп! Какие ключи? – Наденьку окатило холодом. Дядя Том ведь сказал: там труп… Вот, собственно, и все – нашлась пропажа. И Кораблев в конторе, а это значит, что он, как и обещал, вернулся на место утром, чтобы найти сбитого Надей пешехода… Скоро ей не понадобятся ни ключи, ни остроносые лодочки, ни еще сто-пятьсот любимых вещей, книг и украшений… Что вообще можно будет взять с собой в камеру?! Зубную щетку? О боже…
– Надеюсь, дядя Том возьмется меня защищать, – всхлипнула Надя. – А все из-за тебя, Ржевский! Все из-за тебя… Шляешься со своими бабами! Заврался совсем! А я тебе верила! Верила…
Очередное осознание того, что ее бросили грубо, бесцеремонно и без объяснений, привело Надю в состояние бешенства. Словно в ней взыграла давно разбавленная цыганская кровь. Она и не подозревала в себе подобных чувств. Давал ли отец поводы к ревности, Надя не знала. Впрочем, подобное вообще не приходило ей в голову. Брак родителей был примером для нее, и будущее замужество стало бы естественным шагом, потому что их чувства с Ржевским виделись ей прекрасным продолжением ее образа жизни и внутренних принципов.