Компот из сладкой лжи
Шрифт:
– Да, – пробормотала Надя, теребя ремешок сумки. – Но вам пора на работу, Денис. А мне нужно в Кукушкино. Я хочу своими глазами увидеть место преступления!
– Ну вы, конечно, придумали! – всплеснул руками капитан. – Если ехать, то только вечером. Там сейчас наши сотрудники работают, и ваше появление может только усугубить ситуацию, понимаете?
– Да-да, вы абсолютно правы, – пробормотала Чарушина. Раздумывая, она прикусила костяшку указательного пальца, а затем развернулась и зашагала к пешеходному переходу.
– Ну, ёлки-моталки! Надежда Николаевна, так мы за кофе, или как? – крикнул ей вдогонку Кораблев и, не дождавшись ответа, потрусил следом за ней.
В ресторане «Бемоль» Надя была всего лишь
Место это было дорогое, пафосное, с удобной парковкой, и занимало неприлично большую площадь. Офис «Рур, Чарушин и партнеры» тоже находился в центре, но ютился на втором этаже старого особнячка, в темном переулке, пропахшем кошками. Там даже снег лежал до начала мая. И когда вокруг уже вовсю желтела мать-и-мачеха, дворник Баир, напевая витиеватый восточный мотив, колотил металлическим прутом по слежавшемуся серому ледяному наросту. Все знали, что помещение являлось родовым гнездом Рура, которое он перевел в нежилое, оборудовав там офис, а сам жил в обычной квартире за пару кварталов. Он никогда не был женат, детей не имел, полностью сосредоточившись на своей работе. Партнеры по очереди дежурили в конторе, и только Рур и покойный отец Нади изо дня в день приходили на службу, чтобы контролировать процесс и держать дело на плаву.
«Бемоль» встретил их прохладной тишиной и приятной девушкой-хостес на входе. При виде ее Кораблев вежливо расшаркался, но под мрачным взглядом Нади тут же сделал серьезное лицо. Они вошли в небольшой зал с кипенно-белыми скатертями и темно-зелеными бархатными портьерами. Банкетный зал, в котором, так сказать, свершилась судьба Наденьки, сейчас был закрыт.
– Нам, пожалуйста, кофе и… – капитан выжидательно посмотрел на Чарушину.
Наденька подумала, вздохнула и отказалась – ни одно из пирожных не могло подсластить ту горечь, которая сейчас отравляла ей душу и кровь.
Заняв место у окна, она огляделась и заметила трех мужчин, сидевших в противоположном углу. От остальных посетителей их должна была отделять резная ширма, но сейчас она была сдвинута, и Наденька скривилась, узнав в одном из посетителей адвоката Половикова, которого, мягко говоря, недолюбливала.
Кораблев перехватил ее взгляд и чуть склонился над столом:
– Офигеть! Ну и ну! Вы узнали его?
– Еще бы, – фыркнула Надя. – Роман Половиков собственной персоной. Тот еще тип. Самый настоящий черный живоглот, – она пошевелила пальцами, изображая холодного и скользкого морского гада.
– Черный живоглот? – оторопел Денис, а когда отмер, незаметно показал пальцем на второго: – Нет-нет, того, который в очках.
Надя скосила глаза. Напротив Половикова сидел высокий темноволосый мужчина в дорогом, явно шитом на заказ костюме. Он сдвинул очки в деревянной оправе к середине переносицы и сложил руки, скрестив их между собой. Около сорока, интеллигентного вида, с прямой спиной и отдающим синевой в районе подбородка бледным лицом. Рядом с ним сидел совершенно другой типаж – с очень широкими плечами и крепкой шеей. Таких в простонародье называли "шкафами", и Чарушину подобные типы несколько смущали. Не то чтобы Надя не любила спортсменов, просто ее глаз радовали рельефные тела без явных признаков геракломании. Ржевский, например, умело сохранял эту грань. Он тщательно следил за весом и питанием и давно отказался от сахара. А вот Наденька любила сладкое и не могла себе отказать в этом удовольствии. И Павел частенько баловал ее шоколадом и марципанами, приговаривая при этом: "Понимаешь, любовь моя, сахар можно добывать совсем другим способом. Когда я тебя целую, поверь, никакой рафинад не сравнится
…– Надя, вы меня слышите?
– А?! – Наденька помотала головой. – Нет, я никого из них не знаю, – кашлянув, она прикрыла лицо рукой, чтобы случайно не привлечь внимание Половикова.
Но все ухищрения были напрасными, потому что не заметить Надю адвокат Половиков просто не мог – ему было достаточно повернуть к ним голову. Однако сейчас он был занят собеседниками и тем, что находилось в его тарелке. Наденька брезгливо поджала губы, представив, как двигаются, перемалывая пищу, челюсти Половикова. Примерно так же он перемалывал любого, вставшего на его пути.
Чарушина отвергла его настойчивые ухаживания, еще когда была студенткой и проходила практику у Рура. Половиков в то время был уже достаточно известным адвокатом, и даже Рур отмечал в нем редкую изворотливость и умение пролезть в игольное ушко без вазелина. Наденьке он не понравился с самой первой встречи. Его настойчивость, масляные взгляды, приторные улыбки, намеки и уверенность в собственной неотразимости ее раздражали. Половиков считал себя первым парнем в их юридической «деревне» и был настроен сделать хорошую партию с юной девушкой из уважаемой семьи. Однако, несмотря на роскошные букеты и радужные перспективы, Наденька пропускала льстивые речи мимо ушей и демонстративно холодно отказывалась от подношений. Сердце ее на тот момент было безраздельно отдано работе, и ни о каких матримониальных планах она не задумывалась.
Половиков отступил, и с тех пор между ним и Наденькой воцарилась холодная война, правила которой Чарушина время от времени нарушала.
Однажды они едва не сцепились в суде. Это было одно из первых дел, которые Наденька вела сама. Если бы не присутствовавшие на заседании Рур и ее отец, Чарушина бы влепила Половикову папкой по наглой морде за все те гадости, которые тот говорил об ее клиентке, а еще за намеки на юность и глупость, адресованные ей самой. Судья сделал Наденьке замечание, а мог бы оштрафовать или даже отстранить, потому что адвокат, угрожающий оппоненту папкой – это нонсенс. К сути дела выступление Половикова имело лишь косвенное отношение, и Наденька прекрасно понимала, что ему просто доставляет удовольствие демонстративно копаться в грязном белье, однако сдержаться в тот момент смогла с огромным трудом.
– Максим Тураев, собственной персоной, представляете? У него жену убили ночью, а он в ресторане завтракает… – прошептал Кораблев.
– Ну… кофе пить – не шашлыки на природе лопать, – парировала Надя. – С адвокатом сидит, не просто так. – Она покусала губы, подумав, что выбор адвоката Тураевым был весьма предсказуем. Большие деньги, крутые связи… – А кто это рядом с ним?
Кораблев пожал плечами.
– Заместитель, что ли? Или охранник? – размышляла вслух Чарушина, искоса разглядывая владельца завода и новоиспеченного вдовца. Когда тот, оттопырив мизинец, поднял кофейную чашечку, вдруг сказала: – Я на минуточку! – и, выскользнув из-за стола, торопливо направилась в сторону дамской комнаты.
В туалете Надя выдохнула и распустила оставшийся со вечера хвост. Волосы спутались, и Надя попыталась укротить их, просунув пальцы в темные пряди. Смочив виски холодной водой, Чарушина рассматривала в зеркало свое застывшее бледное лицо и думала о Ржевском. Она вспоминала, как увидела его в торговом центре, какой внимательный был у него взгляд, и как почти ласково он поглаживал пальцы блондинки… Вспыхнув, Надя глухо застонала от нового приступа ревности. Ее разум словно отказывался принимать информацию о смерти соперницы. Внутри жгло, разрывало на части, лишая способности адекватно мыслить. Наденька увеличила напор воды и подставила запястья под ледяные струи. Одернув рукава пиджака, Чарушина направилась обратно в зал и, гордо приподняв подбородок, последовала к своему столику.