Компрессия

Малицкий Сергей Вацлавович

– Михе ты не отказала.

– Заткнись! – Она побледнела мгновенно, сузила глаза, бросила безжалостно: – Один – один, Кидди. Сиф против Михи. Миха погиб позже, но убивать его ты стал раньше.

– Убивать? – удивился Кидди. – Беда с логикой. Ты вспомни! Я не скрою, ты чертовски красива. Ты из тех женщин, которых нельзя сравнивать с кем-то. Это бессмысленно. Но ты вспомни! Хотя бы один раз, кроме того, самого первого, когда я пригласил тебя на танец на вечеринке, хотя бы один раз я искал с тобой встречи? Хотя бы единожды я просил тебя о свидании? Назови хотя бы миг, когда я требовал, просил, ждал от тебя близости!

– Все верно, – Моника потерла виски, распустила мокрые волосы между пальцами. – Ты невинное дитя, развращенное мерзкой, настырной бабой.

– Я этого даже и не думал. И не говорил.

– Говорил

ты другое, – Моника задумалась. – Я ведь не хотела тебе мешать. Когда Миха потащил тебя к Биллу, я чувствовала, что произойдет непоправимое. На самом деле Стиай все затеял. Он еще сказал как-то Михе, что есть одна девчонка, на которую он, Стиай, положил глаз, но она ни на кого не смотрит. Ни на кого не смотрит, но мозги отбивает у каждого. Не пора ли, сказал Стиай Михе, нашего Кидди пристроить? Она, конечно, на него не клюнет, но, может, парня из его самомнения выковырнет? Кто его знает, вдруг окрутит красавчика? Михе только того и надо было. Он же слепым не был никогда, правда, думал, что ты бегаешь от меня, а не пользуешься мною время от времени. Размечтался, что ты обо мне забудешь вовсе, и меня это охладит. Ага, если бы ты помнил обо мне… Ты ведь и правда избегал меня, я знаю. А Стиай и думать не мог, что и она на тебя внимание обратит. Билл не вылезал со своего берега, а Сиф иногда появлялась в офисе корпорации, от нее там что-то зависело. Или она просто представляла интересы папаши, не знаю. Стиай всем объявлял, что это та самая девушка, которую он искал всю жизнь. Он отсеивал всех возможных претендентов на ее руку сразу. А она только посмеивалась. Она умела посмеиваться. Это редкое качество – выходить сухой из воды. К ней не прилипало ничего. Если бы кто-то в лицо обложил ее грязной бранью, неважно за что, хотя бы из мести, из-за ее равнодушия к любым ухаживаниям, к ней бы ничего не прилипло. Она бы даже не обиделась, уверяю тебя. Вся эта брань повисла бы на устах бранящегося. Ее бы не зацепило ничего.

– Чем же зацепила ее ты? – выдохнул Кидди.

– Это Билл виноват, – прошептала Моника. – Ты ничего не понял. Мужчины вообще слепы и недогадливы. Вы рассуждаете слишком много, а рассуждения смысл имеют уже после того, как что-то происходит. Рассуждения годны для прошлого, в настоящем действуют догадки и ощущения. Билл вцепился в тебя в тот самый момент, когда ты сказал, что не видишь снов. Не знаю почему, но это все заметили, а уж Стиай скорее других. Билл даже говорил только с тобой, шутил со мной, а смотрел только на тебя. Я даже подумала, что он хочет сделать из тебя подопытного зверька! А уж потом, в башне, он просто-напросто подталкивал тебя к Сиф, а Сиф – к тебе. Кстати, Стиай и это почувствовал и не стал вмешиваться, иначе он разбил бы тебе физиономию прямо там, на берегу, когда ты исхитрился сразу после башни проснуться раньше всех и отправился с Сиф купаться.

– Это она разбудила меня, – прошептал Кидди.

– Да, – кивнула Моника. – Странно как-то. Что она нашла в тебе? Что в тебе искал Билл, надо было спрашивать у Михи, он влез в его программу и в его замыслы по уши потом, особенно когда Буардес умер, а вот что в тебе нашла Сиф?

– Может быть, то же самое, что во мне пыталась найти ты? – спросил Кидди.

– Другое, – качнула головой Моника, словно смахнула паутину с лица. – Каждая женщина ищет свое. Впрочем, я сейчас не смогу объяснить и что я сама в тебе нашла. Не сейчас. Пока не могу. Да и неважно. Ты помнишь свои слова, которые сказал мне через неделю после той поездки к Биллу?

– Я говорил тебе много слов, – ответил Кидди. – Слишком много.

– Мало, – не согласилась Моника. – Ты почти всегда молчал. Меня успокаивало лишь то, что ты был жаден до моего тела. Ты всегда был честным, когда любил меня. Это редко бывает, когда мужчина ищет ощущения, растворяясь в женщине. Миха пытался, но у него не получалось. Я мешала ему. Я закрывала глаза и всегда видела тебя. И он чувствовал третьего. Ты говорил мало, Кидди, но тогда сказал главное. Главное, потому что это была правда. Ты сказал, что никогда не забудешь меня. Что у тебя никогда не было и не будет такой женщины, как я. Что я лучше всех. Что с кем бы ты ни занимался любовью, ты видишь только меня. И представляешь только меня. Ты сказал, что, если вдруг по каким-то причинам ты не можешь возбудиться, тебе достаточно вспомнить обо мне, и все налаживается. Какой же ты негодяй, Кидди! Женщинам нельзя говорить правду,

ни любимым, ни опостылевшим. Когда женщинам начинают говорить правду, они мгновенно понимают, что с ними хотят расстаться. Я передала твои слова Сиф.

– Зачем? – Кидди прикрыл глаза. – Чтобы отомстить мне?

– Наверное. – Моника задумалась. – Я не хотела ее смерти. Я даже не предполагала ее возможность. К ней же ничего не прилипало. Кто же мог подумать, что эта искрящаяся ледышка способна влюбиться? Закон компенсации: чем умнее женщина, тем на большие глупости она способна. Меня извиняет то, что я тебя не отделяла от себя: делая тебе больно, я делала больно себе и наслаждалась этой болью. Это я попросила ее о встрече. Попросила принести мне немножко волокон утвердителя, чтобы хоть во сне общаться с недоступным мне любимым человеком. Сказала… о нас. Кстати, не удивила ее. Рассказала о тебе все, включая всякие подробности, передала и эти твои слова. Но в лице она изменилась после другого. Когда я рассказала о нашей последней встрече. Помнишь?

– У меня дома? – спросил Кидди.

– Да. – Моника задрожала, обхватила руками плечи. – Ты исчез на месяц. Я так поняла, где-то уединился с Сиф. Миха уже знал о твоем увлечении, был в приподнятом настроении, легко отпустил меня на пару недель к морю. Я сказала, что мне нужно прийти в себя. Я никогда не видела его таким счастливым больше. Он поверил, что у нас все наладится. А я забралась в твою трущобу, раскинула по всем углам сканеры и стала тебя ждать. Мне не нужны были доказательства твоей неверности. Я хотела сделать симулятор, такой симулятор, чтобы ты был как живой. У меня уже хватало материалов, но мне нужен был твой полный и абсолютный скан. И однажды ты появился. И знаешь, у тебя в лице не было ненависти. Она потом появилась, на берегу, перед твоим отлетом на Луну. А тогда было только удивление. Ты помнишь, что я сказала?

– Ты сказала, что пришла проститься, – пробормотал Кидди. – А потом легла на постель и раскинула ноги.

– Ты был тогда замечателен, – кивнула Моника. – Прости уж, что я не сказала Сиф, что это был первый наш секс, когда ты любил меня, но видел, чувствовал и представлял только Сиф, и никого больше! Мне вот интересно, кого ты представляешь, когда любишь ту, что ждет тебя на Луне?!

– Зачем ты устроила встречу с Сиф? – вновь спросил Кидди.

– Мне нужен был утвердитель, – Моника поднялась с места. – Еще раз повторить? Можешь считать меня ненасытной самкой, но меня не устраивал симулятор. Я хотела, чтобы ты лежал у меня в кармане. Чтобы я могла достать тебя в любое мгновение и испытать полную остроту ощущений. Сиф выслушала меня, улыбнулась, окаменела на мгновение, когда я рассказала ей о нашей последней встрече, и дала мне утвердитель. Много утвердителя. Мне хватило надолго. Вот только счастья мне это не принесло.

– Почему же? – не понял Кидди.

– В упражнениях с симуляторами ты любил меня, – прошептала Моника. – Вот только я не могла любить тебя. Ты был ненастоящим. А с утвердителем я никак не могла тебя найти.

– Что ж, – пробормотал Кидди, – выходит, что Сиф погибла зря?

– Господин Гипмор! – послышался голос орга из дома. – Завтрак для вас и вашей гостьи готов!

– Пошли, – Моника оглянулась. – Чертовски хочу есть. Куска в горле не было со вчерашнего дня. С того завтрака, когда ты позорно сбежал от меня. Послушай, – она коснулась его плеча. – Вот сейчас, когда ты уже не боишься обидеть меня. Скажи, почему ты никогда больше после того нашего первого танца не подошел ко мне сам? Что тебя оттолкнуло? Ведь я видела: тогда ты был свободен, а красивее, лучше меня не было в университетском городке никого. Ты помнишь, что Миха дрался из-за меня даже со Стиаем?

– Со Стиаем? – Кидди сделал вид, что удивился. – И кто же победил?

– Миха, – твердо сказала Моника. – Хотя Стиай и сбил его с ног, но от меня он отступился. И это единственный раз в жизни, когда Стиай Стиара отступил.

– Почему же Миха не дрался со мной? – не понял Кидди.

– А при чем тут ты? – удивилась Моника. – Чтобы тебя победить, он должен был бы драться со мной, а не с тобой. Почему ты больше никогда не подошел ко мне сам, Кидди?

– Запах, – сказал после паузы Кидди. – Запах очень важен. Горькая ваниль. Ты так любишь этот запах, а я его терпеть не могу. Я едва не задохнулся тогда во время нашего первого танца. К счастью, потом выяснилось, что этот запах не распространяется на все твое тело.