Компромат
Шрифт:
Поначалу все это выглядело вполне безобидно, и Клавдия хотела даже поблагодарить своего спасителя. А то бы она упала на замызганный осенней слякотью асфальт (если бы и пальто заляпалось — это уже было бы чересчур). Но спаситель почему-то не торопился показываться ей на глаза. Напротив, он держался сзади, продолжая подталкивать Клавдию Васильевну к машине.
Дверь «Жигуленка» распахнулась словно сама собой (Клавдия успела разглядеть только чью-то волосатую кисть — ее хозяин оставался вне поля зрения), и, получив очередной толчок в спину, она буквально влетела
Все это произошло так стремительно и неожиданно, так было неправдоподобно и в то же время жутко (даже сердце, казалось, перестало биться, замерев на долгие минуты, а тело застыло, будто его парализовало), что Клавдия впала в какое-то странное, не испытанное прежде состояние, близкое к гипнотическому трансу. Впоследствии она могла восстановить события того утра лишь отрывочно.
…В машине кто-то был… слева… он зажал рот, чтобы я не закричала… «спаситель» тяжело плюхнулся справа… Теперь я была как бы в живых тисках, никак не вырваться… Хлопнула дверца. Что-то щелкнуло… это наручники надели, до боли сдавив запястья… «Жигуленок» сорвался с места… Куда же он с такой скоростью? Пробка рассосалась? Нет, наверное, в подворотню свернул, понесся дворами…
На голову что-то нахлобучивают… Мешок? Точно, мешок… В нос ударяет буйный запах сырой плесени… дышать трудно… Помогите… Кто-нибудь, помогите…
Наконец, голоса. Два голоса. Один низкий и хриплый, другой потоньше, парень шепелявит…
— Гони быстрей, мудила, — приказывает шоферу хриплый и прикрикивает на шепелявого: — Чего вылупился? Шмонай ее!
Значит, ограбление… Идиоты, нашли кого грабить…
И тут же их руки бесцеремонно лезут под пальто… под юбку… расстегивают кофту… срывают лифчик… как стыдно…
— А ничего себе бабенка! — крякает шепелявый.
Или изнасилование?.. Мальчики, зачем я вам, старая, нужна? Ведь вокруг столько хорошеньких девиц! Нет, нельзя так думать…
— Да не дрожи ты так… — рычит хрипатый. — На хрен ты кому нужна…
Значит, все-таки ограбление.
— Берите все, — она разлепляет пересохшие губы. — Деньги в кошельке… Только не убивайте… Я ваши лица не запомнила… Я вообще вас не видела…
— Заткнись! — обрывает хрипатый.
— Умолкни, ф-фука! — поддакивает ему шепелявый. — Фумку давай сюда!
— В сумке пусто! А в руке у тебя что? В кулаке, спрашиваю, что зажала?
— Купон… Берите…
— Похоже? — снова хрипатый, но через небольшую паузу.
— Не жнаю… — в чем-то сомневается его дружок. — Проверим…
Что им нужно? Что там «похоже»? Разве так грабят? Нет, грабят совсем не так. Как-то иначе…
Скрипя тормозами, «Жигуленок» резко останавливается. Тихо… аж в ушах звенит. Почему такая тишина? Куда завезли? За город? Вряд ли… Ехали всего ничего… Или показалось, что ничего, а на самом деле?.. Господи, как страшно…
— Выметайся, — бурчит хрипатый. Он явно чем-то недоволен.
— Кто? Я?
— Ты, ты, — мрачно гогочет шепелявый, отпирая замки наручников. — Значит, так, крафотка, флушай фюда внимательно.
— Усекла.
— А ина-аче… — загадочно протянул хрипатый, и Клавдия Васильевна ощутила на своей шее прохладное прикосновение стального лезвия. — Бегом! Бегом, я сказал!
И вот она уже стоит в кромешной темноте, толстая мешковина не пропускает ни единого лучика. Но живая. Целая и невредимая. И сумка в руке. Раз, два, три, четыре…
Убежать, немедленно убежать, позвать на помощь!.. Пять, шесть, семь…
Визжа покрышками, «Жигуленок» устремился куда-то вдаль, и надрывное бульканье его двигателя затихает, затихает, затихает… Двенадцать, тринадцать, четырнадцать…
Ноги не двигаются, приросли к земле. А если один из них остался и находится где-то неподалеку, наблюдает из-за угла? Тридцать семь, тридцать восемь…
Из-за угла чего? Дома? Но не слышно ни шума улиц, ни людского гомона. Пятьдесят, пятьдесят один… Где я? Даже номера машины не запомнила. Надо же так растеряться…
— Смотри, тетька из дурдома сбежала, — вдруг совсем рядом раздался детский голосок. — Не подходи к ней! Не подходи!
…сто семнадцать, сто восемнадцать…
— Чего это она?
— Откуда я знаю? Давай батю твоего позовем.
…сто тридцать, сто тридцать один… Хватит!
Дежкина осторожно стянула с головы мешок и невольно зажмурилась — яркий свет больно ударил по глазам. Это замкнутый двор-колодец. Вот почему здесь так тихо.
Два мальчика лет шести, прижавшись друг к другу, испуганно таращились на нее. Клавдия представила себе, как нелепо и диковинно она выглядела с мешком на голове, и не смогла удержаться, рассмеялась. Рассмеялась нервно, раскатисто. И этот смех привел мальчишек в ужас. Они начали пятиться, затем побежали со всех ног и с дикими воплями скрылись в темном подъезде.
Когда истерика прошла, Дежкина успокоила дыхание и, осмотревшись по сторонам (во дворе не было ни души), попыталась хоть как-то привести себя в порядок. Две пуговицы на пальто с мясом вырваны, кофта расхристана, чулки поползли, шейный платок съехал на спину, волосы в прямом смысле дыбом. Вылитая путана после бурной ночи.
Так, что же они похитили? Кошелек на месте. Деньги почему-то не тронули. И паспорт, и удостоверение, и косметичку, и тетрадь с деловыми записями. Брать-то больше было нечего. Серебряная цепочка? На шее болтается… Ключи от квартиры? Лежат в кармане пальто…
Пошатываясь на все еще ватных ногах, Клавдия Васильевна медленно побрела по дворику, обогнула детскую песочницу (песка в ней нет, одни окурки да пустые бутылки) и, войдя в полумрак подворотни, остолбенела. Она находилась в каких-нибудь десяти метрах от парадной двери своей родной прокуратуры. Нужно было лишь пересечь узкую улочку. Удивительно, но за долгие годы работы в своем учреждении Дежкина ни разу не заглядывала в этот двор.
Пятница. 9.41–11.59