Компромат

Зарубина Ирина

Дежкин отлетел в противоположный угол и брякнулся на пол.

— Узнаю почерк, — сказал он, сплевывая на пол сгусток крови.

— Жить надоело? — поинтересовался один из молодцев.

— Гады, — произнес Федор Иванович и отвернулся.

Было даже не обидно, а пусто и холодно внутри.

В караулку заглянул молоденький милиционер с оттопыренными ушами, на которых восседала фуражка. Он с любопытством поглядел на Дежкина и спросил:

— Этот, что ли, дебоширил? Может, его забрать на пятнадцать суток? За нарушение

общественного порядка?

Милиционеру не ответили, и он потерял к Федору Ивановичу интерес.

Тем временем армейский чин рассматривал документы Дежкина и сокрушенно качал головой.

— В каких войсках служил?

— В пограничных, — буркнул Федор Иванович.

— Вот видишь, в пограничных войсках служил, а честь армии позоришь. Нехорошо получается.

— Ничего я не позорю, сами вы позорите!

— Посадим мы тебя, — доверительно сообщил армейский чин, — и не на пятнадцать суток, даже не надейся. А года этак на два, может, и на три. Будет время подумать, что к чему…

И он вышел, закрыв за собой дверь на ключ.

Федор Иванович пощупал челюсть и пришел к выводу, что обошлось, к счастью, без перелома.

Из-за двери доносились обычные для крупного учреждения звуки: гул голосов, топот ног. Жизнь министерства вновь вошла в привычное русло после нелепого и отчаянного демарша Дежкина.

Внезапно в замке заскрежетал ключ, и на пороге караулки возник высокий, с крупными чертами лица немолодой мужчина со звездой на каждом погоне.

Он внимательно поглядел на Федора Ивановича из-под нахмуренных бровей.

— Ну и арестовывайте! — выпалил Дежкин, не дав вошедшему произнести ни слова. — Ну и ладно! И сажайте! Всех не пересажаете!

Майор молча затворил за собою дверь и, пододвинув стул, уселся напротив незадачливого демонстранта.

— Курить будете? — спросил он.

— Бросил. И вам советую, — соврал Федор Иванович.

— Духу не хватает, — вздохнул майор. — Завидую вам…

— В каком смысле?

— Прочел я как-то, что только цельные натуры имеют достаточно силы воли, чтобы завязать с курением, — сказал майор. — Сам трижды бросал, да только вот до сих пор курю. Огонька не найдется? — спросил он, но спохватился. — Ах, да!

Федор Иванович с отвращением принюхался к исходящему от своего пальто запаху бензина и криво ухмыльнулся.

— Меня Виктор Петрович зовут, Алпатов, — представился майор. — А вас?

— Это допрос? — окрысился Дежкин.

— Не угадали. Я, в общем, случайно здесь… То есть работаю-то я в министерстве, но на другой должности. Я за вами из окна наблюдал…

— Интересно было, смешно?

Алпатов словно не заметил издевательской интонации собеседника.

— У нас подобное редкость. Мало кто осмеливается с плакатами сюда ходить. Даже теперь, когда все можно. Перед собесами — пожалуйста, стоят шеренгами, потому что собес им ничего не сделает… ни плохого, ни хорошего.

А с нашей организацией шутки сами знаете, чем могут закончиться.

— Я не шутил, — сказал Федор Иванович, — я серьезно.

— Этого вы могли мне не рассказывать. Сам видел. У вас ТАМ сын? — вдруг тихо спросил майор, сделав выразительное движение головой при слове «там».

— Нет, дочь…

— Дочь? — не сдержал удивления Алпатов.

— Ну, понимаете… — заторопился Дежкин, внезапно увидев в майоре достойного откровенности собеседника, — у нас такая история произошла… Дикая! Втянули всю мою семью в какие-то мафиозные разборки!

— Тише! — предостерег Алпатов, жестом показывая: мол, здесь и у стен бывают уши.

— Ага, — кивнул Федор Иванович и перешел на шепот: — Жене угрожали, меня избили, а теперь вот и дочку похитили.

— Кто?

— Если б я знал! Но, ясное дело, ОНИ.

— Сколько лет?

— Мне? — спросил Дежкин.

— Дочери сколько лет?

— Тринадцать.

Майор понимающе кивнул и глубоко затянулся сигаретой.

— А моему — девятнадцать, — вдруг сдавленно произнес он. — Петькой зовут, в честь деда. Верите, заснуть неделями не могу, все думаю, как ему ТАМ…

— ТАМ? На Кавказе?! — потрясенно спросил Федор Иванович.

Майор кивнул.

— Четвертый месяц…

— Как же вы могли? — поразился Дежкин. — Неужели нельзя было отмазать парня?

— Нельзя, — сурово сказал Алпатов. — Как же я других туда посылать буду, если своего спрятал?

— Он при штабе, наверное?

— Рядовой. Как остальные. Никаких поблажек.

— Ну вы даете!

— Да что я! — махнул рукой майор. — Разве я развязал эту войну? Разве мне она была нужна? Но я присягал на знамени и должен выполнять приказ главнокомандующего, каким бы он ни был.

— Я бы так не смог.

— Смогли бы. Были бы военным, как миленький смогли бы… Это, знаете ли, не желание выслужиться перед начальством, это долг чести, — он усмехнулся, — думал ли, что буду такие громкие слова произносить, воздух сотрясать. Я вот что сказать вам хотел: не делайте глупостей, не воюйте с ветряными мельницами. Бесполезно это… и опасно.

Федор Иванович насупился и, отвернувшись, сказал:

— Я не с мельницами. Я против негодяев, которые у меня дочь выкрали.

— И чего вы добились? То-то и оно!

— Но что-то же делать надо.

— Надо, — согласился Алпатов, — но с умом.

— А вы бы как на моем месте поступили?

— Не знаю, — признался майор, — надо подумать… Горячку бы, во всяком случае, не порол. — Он загасил сигарету в жестянке, стоявшей на подоконнике. — Мне хочется помочь вам… Просто потому, что понимаю, каково отцу, который не может выручить из беды собственного ребенка. Но для этого и вы должны мне помочь…

Дежкин насупился, подозревая, что сейчас начнется очередной торг.