Комсомольский патруль
Шрифт:
Рассказывать Болтову о себе мне почему-то совсем расхотелось.
«Путаный он, — решил я, — не поймем мы, пожалуй, друг друга. До чего же плохой сегодня вечер!»
В двух словах рассказав о себе и о своих родителях, я замолчал.
— Ну и что, осуждаешь ты своих родителей или хвалишь? — подумав, спросил Болтов.
— Как это осуждаю, — изумился я, — я же сказал, что родители мои коммунисты. Настоящие, понимаешь? Больше я ведь ничего не сказал. А этого, по-твоему, мало?
— Ах, да, — Болтов покивал головой, — понятно, ты...
— Да, по мыслям я уже коммунист, — сказал я, внутренне сжимаясь, — а по делам еще нет. Не выходит, хоть и стараюсь. Но ты над такими вещами лучше не смейся.
— Хорошо, — Болтов искоса посмотрел на меня с некоторой иронией, — но у меня к тебе тогда ответная просьба: ты на меня не кричи перед ребятами, я, знаешь, этого не люблю.
Сначала мне захотелось съязвить, сказав, что если судить по его словам, то без ребят, значит, кричать на него можно, но, вовремя одернув себя, я извинился и обещал, что больше кричать на него не буду.
Наш уже почти окончившийся разговор прервали пришедшие вдруг в райком секретари. Оказалось, что Иванов и Принцев вместе со своей группой задержали крупного карманного вора-рецидивиста и только что освободились от дачи свидетельских показаний.
— Ну и тип этот рецидивист, — добавил к рассказу Иванова Принцев, — сегодня попался на краже денег из сумочки, теперь сядет лет на пять, а у него и так уже имеются три судимости. Он после последней по амнистии вышел.
— Кстати, — обратился Принцев ко мне, — куда вы дели двух таких парней: один круглолицый, с плоской физиономией, нос приплюснутый, его еще приятель блином назвал, а сам приятель — с верхней губой, отвисшей чуть ли не до подбородка. Такие дегенеративного вида парни — куда вы их дели? Мы их с частью нашей группы в штаб отправили.
— Не знаю, — покачал я головой, — я в штаб перед самым концом рейда пришел. Вот Болтов, наверно, помнит.
— Ты же сам, Валя, их отпустил, — не ожидая вопроса перебил меня Болтов. — Помнишь, когда ты пришел, я с ними разговаривал, а ты говоришь, пусть все уходят, и персонально на них указал.
— Разве я на них указывал? — усомнился я. — Ведь я, по-моему, велел всех задержанных перевести в один угол.
— А я так понял, что этих нужно выпустить, — Болтов пожал плечами, — я и выпустил. А что они такого натворили?
— Да нет, ничего особенного, — махнул рукой Принцев, — просто мы их задержали вместе с рецидивистом, они в том магазине ссору с продавщицей затеяли, а потом я смекнул, что не знакомы ли они с вором, уж очень подозрительно переглядывались. Ну да ладно, отпустили и отпустили. Пошли по домам.
Закрывая райком, Иванов сказал:
— На днях вас соберу, всех членов штаба, поговорим. А сейчас очень уж поздно, спать хочу, глаза слипаются. Нет, все-таки здорово мы этого вора поймали: раз его за руку...
Уже дома я вспомнил, что
«Вот тебе и не зазнается! Что он, Болтов, смеялся надо мной, что ли? Смеялся, наверно, обиделся, что я на него накричал. Вот вредный парень!»
Через три дня после первого рейда членов районного штаба вызвал к себе Толя Иванов.
— Подведем первые итоги, — пробасил он мне в телефонную трубку. — Как прошел рейд, какие выводы и проблемы. Словом, к восемнадцати ноль-ноль — у меня.
Выводы у нас были печальные, проблемы — серьезные. Пришли мы хмурые, расстроенные. А когда все уже были в сборе, зазвонил телефон: Иванов сообщил, что задерживается на заводе и, вероятно, в райком прийти сегодня не сможет. Это еще больше огорчило нас. Настроились всё же...
Больше всех огорчился Костя Лепилин. Он, когда еще на собрании актива утверждали членов штаба, предупредил, что у него очень мало свободного времени.
— Я в институте заочно занимаюсь, — перечислял он по пальцам, — и в секции самбо, в спортивном обществе, не говоря уже о том, что работаю на производстве. И по хозяйству мне нужно как-никак помогать. Дед у меня человек пожилой. Стыдно, если он за меня дрова колоть станет или еще что... Может, вы кого-нибудь другого в штаб введете? А я, как член пленума, буду разовые поручения выполнять, пусть и большие...
Косте сказали на собрании, что всячески ему помогут, и посоветовали планировать время так, чтобы хватало на все.
— Вот и планируй, — горячился Костя, услышав, что Иванов не придет. — Он первый чужим временем не дорожит. Безответственность!
Но сердись не сердись, а вечер неожиданно оказался свободным.
Наверно, это был первый за долгое время свободный вечер не только у Кости, потому что мы все растерянно поглядывали на часы. А Костя, поворчав еще немного, покачал головой и ушел. Но скоро вернулся с гармонью.
— Сидите, сидите, — мрачно сказал он, хотя никто из нас и не собирался вставать. — Покажу вам свои способности. Разойдетесь поодиночке, на душе еще хуже будет.
И запела гармонь.
Конечно, в нашем райкоме есть радиоприемник «Урал», есть два телевизора, электропроигрыватель последней марки. Но гармонь вдруг создала в кабинете Иванова особую обстановку: не деловую, но очень нужную в тот момент, — обстановку боевого привала.
Ценные кубки-призы на стальном крашеном сейфе, красный бархат стола, шитые золотом тяжелые кисти знамен районной организации — все это вдруг как бы утратило свою священную строгость, но зато стало более близким, простым, доступным.