Конь Рыжий
Шрифт:
– Сейчас мы, пожалуй, никого не застанем в доме Ковригина? Вы для них личность известная!
– Как же! как же! – поддакнул протодиакон. – Машевский, безусловно, смылся, а племянницы-то, должно, остались. Василий, конечно, дома. Он извозчик. С большевиками не сотрудничал, но содействие оказывал. Из него можно много вытянуть при желании.
Капитан понял: допросы пытками! Ну, мерзостная личность! Нет, он его повяжет, этого старого шпика!..
– Где ваши тетради?
– При
– Давайте.
Протодиакон достал из-за пазухи три толстых тетради, завернутые в грязную тряпку, развернул и подал капитану, извиняюще пробормотав:
– Во второй тетради, на середине так, за апрель-май прошлого года, есть о вас: какие вели разговоры с Машевским, Прасковьей и с теми ссыльными, которые каждодневно посещали дом Ковригина.
Ну, старый козел с бородой!..
– Вы что, и на меня писали доносы? – спросил капитан, втискивая тетради в офицерскую сумку.
– Как же! Без лицеприятия и выдумки. Как и полагается для информирующего предержащих власть.
– «Предержащих»! – поморщился капитан. – Кому доносили?
– Сергею Сергеевичу в собственные руки. «Клуб» был под его особым вниманием. Он ведь как говорил при Временном: «При партийной системе государства охранка должна рассредоточиться. Чтоб в каждом доме был агент, а за мужчинами надо начинать слежку со дня рождения; патриархальные семьи, говорил, надо полностью разрушить». Да ведь это сколько надо привлечь агентов! – сокрушенно вздохнул Сидор Макарович.
– Много арестовано по вашим доносам?
– Никого! Я же сказал: Временное – забеременело путаницей и нетвердостью власти. Вот она куда вылилась, свобода-то! А Сергей Сергеевич многих собирался взять. И на вас прицел был. По другой линии.
– По какой?
– Военная разведка целилась. Штой-то по Франции. Будто вы там с какой-то партией сблизились и сотрудничали для французов против нашей державы. Про то знает только Сергей Сергеевич! Это за моими пределами. У Сергея Сергеевича, надо думать, в личных архивах кое-что имеется.
У капитана тошнота подступила к горлу, будто он проглотил живьем жабу, и она ворочалась у него в пустом желудке. Ну, омерзительный тип! И при царе доносил на подрывные элементы и при Временном с офицерским комитетом сотрудничал!..
– У большевиков были агентом? Без вранья!
– Спаси бог! – размашисто открестился протодиакон. – За што бы меня в тюрьму упрятали?
– В качестве «наседки» могли держать!
– Спаси бог! Среди воров и картежников?
– Какая у вас была кличка в жандармской охранке?
– При царе? – протодиакон поскреб скрюченными пальцами в сивой бородке. – «Иеронимом» подписывался, в честь святого. А в прошлом году и с девятьсот одиннадцатого: «Исидор Ужурский».
– Та-ак! – Капитан закурил папиросу и глубоко затянулся. Ему необходимо выудить из протодиакона важные сведения, чтобы на время будущее обезопасить себя.
Протодиакон почувствовал на себе давящий взгляд, смутился: что нужно лобастому капитану?
– Размотаем главное, – начал капитан, и в упор, как из револьвера: – Под какой кличкой в жандармской охранке работал Сергей Сергеевич Каргаполов?
Протодиакон не ждал такого вопроса – испугался:
– Тайны сии не разглашаются, господин капитан. Знаете?
– Знаю! Потому и спрашиваю, – оборвал капитан. – Вы теперь будете работать со мною, а у меня – иные принципы. Ясно? Ну!
– Сергей Сергеевич, как губернский комиссар, стоящий над вами, как начальником политического отдела, может меня привлечь за разглашение тайны.
– Это не ваша забота! Моя. А вы – помалкивайте! Ну?!
– При жандармском ротмистре Головине Федоре Евсеевиче он подписывался «Тихим». Да и держался тихо, не шумливо. Ну, а под какими кличками работал с девятьсот девятого года, мне неизвестно. Он был отозван в Санкт-Петербург его превосходительством Зубовым. Слышали про такого? Работал при Третьем отделе его императорского величества.
– Кличка сотника Дальчевского?
– Господи, господи! – завздыхал протодиакон. – К чему вам, господин капитан? Время прошедшее. Не мои сии тайны – государственны, державны. Хотя теперь и нету той державы, дак ведь – правительства уходят, а тайны разведки остаются для всех тайнами. Вы же знаете!
– Не виляйте! Поздно! Выкладывайте! – освирепел капитан, растоптав папиросу.
– Если вам так необходимо, господи! Могу сказать: «Хазбулат» была его кличка. Мы его звали «Хазбулат Удалой».
– Не врете?!
– Обижаете меня, господин капитан. Если уж сказал я, то только достоверное. Старшиною был в группе сыска.
– Верю. Доктор Прутов сотрудничал в охранке?
– Уклонялся. А как по державной практике: если человек в России плавает на казенной должности, то обязательно явно или подспудно состоит в тайном осведомлении. Но доктор уклонялся.
– Понятно. Ваш адрес?
– Пока живу при соборе в комнатушке свечного цеха. Не мог же остаться в доме шурина, хотя дом частично мой. Прикончил бы бандюга Василий или Машевский.