Конан и день льва (CB)
Шрифт:
— Но, может, быть, милая баронесса, вы не откажетесь выпить со мной? — охрипшим от возбуждения голосом спросил Просперо, открывая ларец.
— Конечно, не откажусь, — придержала дама его руку, — но не здесь. Бряцание оружие, ржание лошадей — все это не для меня, я чувствую себя тут очень неуютно. Я остановилась в Реймсе вот по этому адресу, — она протянула ему записку, — буду ждать вас сегодня вечером. Признаюсь, только три дня тому назад окончился мой траур по мужу и я давно была лишена мужского общества, а равно и мужского внимания.
Она протянула руку для поцелуя и Просперо прочитал в ее взгляде столь многозначительное обещание, что покрыл ее руку поцелуями до самого локтя.
— Разрази его Кром! — призвал гнев грозного северного бога на голову киммерийца раздосадованный Просперо, но тут и Гвендолайн уже взяла себя в руки, сказав, что поручение графа она выполнила, но у нее есть еще дела в Реймсе. Она многообещающе улыбнулась Просперо и, выйдя наружу, уселась в карету. Форейтор взмахнул бичом и четверка рысаков понеслась вперед. Проводив ее затуманенным взглядом, Просперо вернулся в шатер и прочитал записку, которую все еще держал в руке. Запомнив адрес, он положил записку на стол, одел камзол и отправился к Конану.
Остаток дня Просперо провел как на иголках, ему казалось, что он никогда не кончится. Мысли его бродили далеко отсюда, он закрылся в шатре, поставил у входа часового и сказал, что его нет ни для кого, даже для Конана. Из головы его не выходила очаровательная баронесса, он представлял себе ее роскошное тело в самых фривольных позах, ощущал ее жаркое дыхание, в ушах его все же раздавался ее бархатный голос.
Наконец солнце скрылось за горизонтом. Просперо достал из ларца две пузатые бутылки старого пуантенского, одел шляпу и крикнул часовому, чтобы подали его жеребца. Вскочив в седло, он сказал часовому, чтобы тот шел отдыхать, пока он будет отсутствовать. Через полчаса он уже скакал в сторону Реймса и алый плащ с пуантенскими леопардами развевался у него за спиной.
— Куда это он поскакал? — с любопытством спросил Рагномар у Альбана, глядя вслед командующему конницей.
— Не знаю, — пожал тот плечами. — Ничего не сказал. Он с самого утра, как приезжала та баба, сам не свой.
— Какая баба? — удивился Рагномар.
— Да блондинка в карете… Судя по коронам на дверце, баронесса Лицо знакомое, где-то я ее видел, да вот не помню где.
Просперо, между тем прискакал в Реймс и без труда нашел дом, адрес которого был указал в записке. Это был двухэтажный особняк неподалеку от графского дворца. Едва он стукнул в ворота подвешенной к ним колотушкой, ворота распахнулись. Один из высоких крепких лакеев принял повод его коня, а второй, отдав низкий поклон, сказал, что госпожа ждет и пригласил Просперо следовать за ним. Будуар и спальня баронессы находились на первом этаже, постучав в дверь и услышав: «Войдите!», лакей поклонился и удалился, а Просперо открыл дверь и оказался в будуаре. Баронесса в прозрачном пеньюаре, наброшенном на голое тело, сидела за столиком у зеркала, нанося какой-то крем из серебряной коробочки на одну из своих длинных стройных ног. При виде Просперо она слегка смутилась и попыталась прикрыть ноги пеньюаром.
— О простите! — воскликнула она не столько смущенно, сколько кокетливо. — Я думала это моя горничная. Вас я так скоро не ожидала.
— Прошу вас, не обращайте на меня внимания! — с жаром сказал Просперо, сняв шляпу и припав к ее руке. — Любоваться вами для меня непередаваемое блаженство.
Баронесса засмеялась воркующим смехом, не отнимая, впрочем руки,
— Может, мы все же выпьем?
Она высвободилась из его объятий и, запахнув для приличия пеньюар, достала из ящика столика два серебряных кубка.
Опомнившийся Просперо, поняв, что его от него не уйдет, постарался смирить свое возбуждение и откупорил одну из принесенных с собой бутылок просто выбив пробку ударом ладони по донышку. Пенистый искристый напиток хлынул в кубки.
— Возможно, там нам будет удобнее, — опять шепнула баронесса, кивнув в сторону своей спальни. Глаза Просперо загорелись от восторга и он проследовал вслед за ней в комнату, где стояла только одна широкая кровать. Баронесса, став к ней спиной, поднесла кубок к губам и медленно начала пить. Пеньюар ее распахнулся обнажив длинные, словно высеченные из мрамора ноги, крутые бедра, мысок золотистых волос внизу живота и алебастровые груди, посрамившие бы любого скульптора. Осушив кубок, она отшвырнула его в сторону. Просперо выпил свой кубок залпом и тоже отшвырнул его вслед за кубком баронессы. Она обхватила его шею своими лилейными руками и, впившись жарким поцелуем в губы, увлекла Просперо с собой на кровать, не выпуская из объятий. Жадно целуя губы и груди баронессы, Просперо не услышал, как тихонько отворилась дверь спальни и в следующее мгновение ему нанесли чем-то тяжелым удар по затылку, от которого он потерял сознание… Полчаса спустя ворота особняка распахнулись, из них выехала карета, сопровождаемая четырьмя всадниками, один из которых вел на поводу гнедого жеребца Просперо. Выехав из городских ворот Реймса, карета и всадники направились в сторону Шамара.
О пропаже Просперо Конан узнал на следующий день от Альбана.
— Он вечером куда-то уезжал, мы с Рагномаром подумали, что вернулся поздно, поэтому с утра беспокоить не стали. Но время шло, он не появлялся. Я заглянул в шатер, там пусто.
— А часовой? — перебил его киммериец.
— Часового он еще с вечера не выставлял, — пожал плечами Альбан. — Стали выяснять, когда Просперо вернулся, оказывается в лагере его никто не видел.
Конан молча вышел из шатра, взял повод коня, поданный ему оруженосцем и поскакал в лагерь Просперо. Альбан следовал за ним. Войдя в шатер Просперо, киммериец обратил внимание на неразобранную походную койку.
— Похоже, Просперо тут не ночевал, — буркнул он. — А это, что за ларец?
Он открыл ларец, в котором оставалось три бутылки вина.
— Странно! — сказал киммериец. — Ларец, вроде, от Троцеро, но я его раньше у него не видел.
— Может, его привезла вчерашняя баронесса, — вспомнил Альбан. — Она еще сказала, что поручение графа выполнила и ей пора.
— Что еще за баронесса, во имя Крома? — рявкнул Конан.
— Которая вчера приезжала… Она еще мне показалась знакомой, — объяснил Альбан. — Где-то я ее раньше точно видел… О, чтоб меня побрал Нергал! — вдруг воскликнул он. — Это же баронесса Лаэртская, одна из придворных дам принца Нумитора!
— Кром тебя побери! — рявкнул киммериец ударив кулаком по столу. Вдруг взгляд его упал на записку, оставленную Просперо на столе. Он пробежал ее глазами и, бросив на стол, приказал:
— Возьми два десятка всадников и за мной в Реймс!
Вороного жеребца Конан пустил в карьер. Остальные всадники не отставали от него. Когда показались ворота Реймса, перешли на галоп и, не останавливаясь пронеслись мимо городских стражников, которые только ошеломленно покрутили головами, узнав командующего Повстанческой армией.