Конан и Посланник мрака
Шрифт:
Наверное, сами боги направили меня к дверям приземистого дома из черных бревен, который, собственно, и являлся «Лошадью Сигизвульфа». Мне почему-то взбрело в голову, что, если господа благородные веселятся на улице, то внутри обязательно отыщется тихое местечко.
Дорогу внутрь перекрыли двое здоровенных деревенских парней, смотревших одновременно и нагловато, и почтительно.
— Прощения просим, ваша милость,— сказал один из них,— туда заходить дозволено либо по разрешению хозяина, либо за а-агроменные деньги.
— С-сколько? —
— Пять ауреев, ваша милость, — вздохнув, ответил здоровяк. Наверное, он даже не представлял себе, как выглядит такая огромная сумма. В деревнях редко видят золото.
Плюнув на будущее, которого у меня все равно не было, я запустил руку в кошелек. Пальцы нашарили две самые тяжелые монеты, каковые по рассмотрению оказались аквилонскими солидами — знаменитый «Двойной лев». Каждый содержит в себе драгоценного металла на стоимость десяти обычных кесариев. Золото и платина, обиходное название порождено двумя отчеканенными львами, поддерживающими вензель монарха, «КК» — Конан Канах. Да провались он, этот Конан! Отлично, одной монетой заплачу за вход, другую пропью.
— Ой, господин,— сморщился верзила. — Денежка незнакомая, чужестранная. Я лучше хозяина позову.
Хозяин явился мгновенно. Оценил тяжесть «Двойного льва», отсыпал мне четыре немедийских аурея сдачи, залебезил и лично проводил внутрь. Действительно, помещение для самых почетных гостей. По гербам я различил аж целых трех герцогов и… и… А что здесь делает Тотлант?
Стигийский волшебник восседал за отдельным столом и разговаривал с абсолютно незнакомым мне человеком. По виду — тоже стигийцем. Второй носил непритязательные коричневые одеяния, как и Тотлант, брил голову наголо, отличался темно-коричневой, очень загорелой кожей, множеством морщин на лице и простыми серебряными серьгами в обоих ушах. Только взгляд уж больно величественный.
Мне почему-то сразу вспомнилось имя — Тот-Амон. Хотя нет, с Тот-Амоном я однажды сталкивался. Он куда сухощавее, на левой щеке торчит большая бородавка и выглядит гораздо грознее. Это не Тот-Амон, точно. Это кто-то другой.
Я довольно развязно подошел к столу, плюхнулся на сиденье рядом с Тотлантом, фамильярно обнял его за плечо и, громко рыгнув, сообщил:
— Привет! Меня отовсюду прогнали! Даже родной предок! Он с этой… с гулью… с гулей… в общем, с рабирийской кровопивицей воркует!
Впервые я увидел Тотланта испуганным. Волшебник замялся, кашлянул, неприязненно глянул на меня, потом виновато — на пожилого собеседника…
— Может быть, я невовремя? — запоздало сообразил я.— Извини. Наверное, у тебя важный разговор?..
— Пусть молодой человек присядет,— меня тщательно изучили взглядом темных, пронизывающих, чуть навыкате глаз. Престарелый стигиец гостеприимно указал на потемневший от времени табурет. — Тотлант, сын мой, представь нас.
«Сын мой»? Что бы это значило? Традиционное
— Маэль,— слабо выговорил придворный волшебник короля Эрхарда,— познакомься. Это Менхотеп, мой отец.
— К вашим услугам,— я снова подскочил, качнувшись, и поклонился.— Маэль, бывший граф Монброн. Так сказать, в отставке.
— Не лишенный чувства юмора,— без тени улыбки сказал родитель Тотланта.— Я тебя помню. Видел однажды.
— Когда? — изумился я.
— Около одной луны тому,— признался Менхотеп.— В замке короны Бельверуса. Когда ты и твои друзья решили похитить у ксальтотуна его драгоценность. И тут внезапная догадка озарила мой разум.
— Так… Так это ты — ксальтотун?
— Я. Сиди спокойно. Хочу с тобой побеседовать,— он повернулся к ерзавшему Тотланту и качнул поблескивавшей в свете факелов лысой головой: — Ступай, выполняй задуманное. Я выслушал твои слова и нахожу их справедливыми.
Маг из Пограничья встал, неловко потоптался на месте, словно хотел мне что-то сказать. Потом махнул рукой и ушел. Я остался, растерянно пялясь на ксальтотуна и не представляя, зачем ему понадобилось со мной беседовать. Неужели потребует ответа за украденный Талисман? Так у меня камешка нету, его Дана Эрде забрала…
— Кое-что о тебе мне известно, — невозмутимо заговорил стигиец. — Ты служил аквилонской Латеране. Сегодня твои темные делишки выплыли наружу. Просперо Пуантенский, надо полагать, тоже указал тебе на дверь? Что ж, посмотрим правде в глаза. Ты лишился титула, и, если тебе не удастся побывать в Аквилонии и навестить свой тайник, ты останешься без единого золотого в кармане.
Мне бы возмутиться столь бесцеремонным вмешательством в мои дела, а я вяло кивнул. Ксальтотун, кем бы он ни был, говорил истину.
Неприятно звучащую, но совершенно справедливую.
— Что ты намерен предпринять? Уехать?
Я опять кивнул. Кивать было очень легко. Не требовалось почти никаких усилий.
— Куда?
— На Полуденное Побережье,— нехотя выдавил я.
— Хорошее место,— серебряные серьги закачались из стороны в сторону.— А ты не хотел бы задержаться здесь на пару дней?
Несмотря на винные пары, обильно клубившееся в голове, я заподозрил что-то неладное. Зачем стигийскому магу требуется мое присутствие?
— Покупать будешь? — я заговорщицки понизил голос.— Про всяческие тайны выспрашивать?
— Какие у тебя тайны,— презрительно скривился ксальтотун, нанеся моему без того истекающему кровью самолюбию парочку новых смертельных ран.— Покупать тебя — делать большое одолжение. Кому нужен бывший конфидент Латераны с подмоченной репутацией, схваченный за руку и вышвырнутый за неудачливый грабеж из собственной страны?
На это оскорбительное высказывание я ничего не ответил, благо на сголе передо мной появился кувшин с вином, которого я не заказывал, и оловянная кружка. Я таращился на эту надутую кружку, словно она могла мне чем-то помочь.