Концепция силы. Юлька

Джиллиан

Он сидел в середине тёмной комнаты, слабо освещённой пламенем четырёх свечей — по одной в каждом углу.

Он сидел в середине паутины, растекался по всем линиям и растворялся, ощущая наслаждение от одной только мысли, что он может то, на что не способен обычный человек…

… Юлька постукала тетрадками, подравнивая пачку, и сунула их в сумку. С громким недовольным вздохом девушка вытащила из ящика письменного стола книгу пентаклей и резаные листы ватмана.

… На детской площадке, у турников, чьи очертания скрылись в бархатной мгле, сидели трое.

Женщина-рыба, будто оправдывая свою внешность, полуоткрытым ртом, вывернув губы, хватала воздух,

делая короткие, резкие вздохи. Она притулилась у подножия турника выкинутым за ненадобностью, сломанным манекеном, которому, насмешки ради, кто-то постарался придать вид позу уснувшего человека.

На другой стороне, прислонившись к нижней двойной опоре, неподвижно восседал Утопленник. Опора из двух брусьев была узковата для его широкого тела, потому плечи и выгнулись назад, придавая Утопленнику высокомерный вид.

Первому было хуже всех: он был сильнее, и видеть, как стремительно из данного ему физического тела уходит жизнь, а он ничем помешать уходящему потоку не может, доставляло ему звериную муку. Он валялся между Рыбой и Утопленником и время от времени начинал рычать и кататься по утоптанной, колючей от сухих заморозков земле.

Он сознавал, что его действия — дополнительный и зряшный расход энергии. Но слабость сделала его подвластным выражению человеческих страстей, присущих телу, им занятым. Сквозь чуждые, не всегда понятные проявления ранее раболепно послушного сосуда Первый пытался думать. И тогда в холодеющем, умирающем человеческом мозге, которым он ещё пользовался, на отдельных, вроде способных ещё функционировать участках формировалась мысль. Чаще она была плохо связанной с основной проблемой, ещё чаще — незаконченной. Всё вместе приводило Первого в бешенство: он сучил ногами, снова рычал — правда, хриплый рык переходил в бессильное мычание; он забывал, о чём думал прежде, оборванные мысли сбрасывались в кучу знакомых понятий, которые он уже не мог связать между собой: «Суррогатный Хозяин… Хозяйка не хочет… Почему болезненно… Вызвали и бросили… Как… быть…»

За забором, в детском саду, засиял фонарь. Невидимые люди, обходившие площадку по асфальтовым дорожкам неслышными тенями, стали объёмными, отчётливыми. Теперь их стало меньше. В основном дорожками пользовались забиравшие детей из садика, а после шести вечера родители с детьми сменились редкими одиночными прохожими.

Женщина, шедшая из магазина, где, как ей сказали, продукты намного дешевле, была недовольна: она ожидала большего, а поскольку по натуре своей всегда находилась в состоянии сварливости, сейчас была настроена вывалить своё недовольство, воспользовавшись любым поводом, на первого встречного. Сварливость довольно часто проходила для неё безнаказанно ещё и потому, что была она женщиной высокой и крупной, привыкла смотреть на всех сверху вниз, да ещё бессознательно любила надвинуться на человека, нависнуть над ним и — права, не права — стать победительницей в спорной ситуации.

По её настроению, трое пьяниц в невменяемом состоянии стали манной небесной. Сворачивая с дорожки к утоптанному пятачку под турником — турник взрослые издавна облюбовали для выбивания паласов и ковров — и взвинчивая себя стартовым ворчанием, женщина шагнула в полукружье света с тремя фигурами.

Первый почуял, что в ослабленной зоне его воздействия появилась жизнь. Жизнь, замкнутая на себе, хаотично и бесцельно существующая, но — ах какая живая! Смачно и бушующе живая! Она выплёскивала из себя негативную информацию и становилась ещё более насыщенной и жирной по вкусу…

Первый остановился, расслабился — внешне он просто обмяк

на земле, отчего женщина накинулась на него с новыми ругательствами. Первый получил новую порцию слабенькой энергии и уже связно мог думать о том, что Хозяин и Хозяйка плохо в нём заинтересованы, а распорядиться его возвращением не могут. Надо выбираться самому и вытаскивать подельников. Кажется, появилась возможность. Сумеет ли он ею воспользоваться?

Женщине не понравилось, что пьяница вольготно раскинулся и вроде как ему наплевать на её нравоучительные речи. Она сделала ещё шаг и сапогом ткнула в его бок. Потыкав я мягкое и слабое, не переставая громко высказываться, она нагнулась над ним, чтобы вылить раздражение прямо в лицо пьяному бездельнику.

Перед её глазами мелькнула ладонь с растопыренными толстыми пальцами. Так быстро, что она решила — показалось. Но в висок ударила острая боль, и неожиданно женщина почувствовала, что выпрямиться не может. Чужая рука снова появилась перед ней, сделала движение, словно ловит муху, и снова ушла вниз. А головная боль тупо запульсировала по всей голове. Женщина было заохала, но быстро замолчала: звук собственного голоса грохотом отдавался в голове, будто череп внезапно сжался и сдавил мозг. Она уже не замечала равномерно поднимающейся и опускающейся руки, застыв в полупоклоне — в боли, удушающей голову и сердце.

Рыба и Утопленник подползли к Первому, с проснувшимся интересом следили, как он пожирает ментальную оболочку человеческого существа, на свою голову подошедшего к ним. Они не решились присоединиться к пиршеству, дрожа от слабости и предвкушения. Они зависели от Первого — он это знал и не собирался отказываться от подельников в чужом ему мире. Сожрав самое доступное и самое сладкое, он приподнялся на локтях…

В последний миг сознания женщина увидела и осознала, что глаза лежащего перед нею человека яростно полыхают фиолетовым огнём. Затем мир вокруг взорвался обжигающе-фиолетовым — и боль рухнула в милосердное забвение.

Первый откатился в сторону и, встав, уже координированно присел на низкую скамейку. Двое его «собутыльников» принялись за упавшего человека. Им досталась задача посложнее: вычерпать частички жизни из телесной оболочки, переработать их и насытиться.

… Карандаш изредка царапал бумагу, а иногда метался с такой скоростью, что при соприкосновении с бумагой еле попискивал — слабый вариант звука от пальца, сильно прижатого к мокрому стеклу и ведомого по нему. Юлька сохраняла совершенную сосредоточенность на работе с пентаклями — сосредоточенность, которая со стороны выглядела почти исступленным упорством.

Она не заметила, как пришли родители, не услышала мамино ласковое: «Добрый вечер, дочка!», не видела озабоченности на лице мамы, когда та несколько минут простояла у двери, пристально вглядываясь в дочь, столь сильно занятую рисованием.

Мама ушла, прикрыв дверь в комнату Юльки и слабо надеясь, что с дочерью всё в порядке.

… Влад был озадачен. Связь с пропастью, откуда черпалась мощь, он держал через сущностей, вышедших из неё и нашедших в человеческом мире плоть по себе. И вдруг, с большим трудом дозвавшись до Первого, он узнал, что сущности нежданно-негаданно ослаблены. Размышляя над новой задачей, Влад всё-таки её решил: пропасть, сущности, паутина, сила — вот цепочка перемещения энергии из одного мира в другой. Паутина умирала, так как кто-то оборвал подачу энергии. Вопрос о том, кто нарушил цепочку, не возникал. Юлия. Вопрос о том, как, — тоже не актуален. Проблема в следующем: неизвестно, с чего начать восстановление системы.