Концерт для баяна с барабаном
Шрифт:
Над нашими головами хлюпало варенье, чавкало масло, стучал по доске нож. Зажурчала, полилась в чашку вода. По кухне поплыл запах растворимого кофе. Опять хлопнула дверца холодильника. Со скрежетом отодвинулся стул. Под столом, в нескольких сантиметрах от моего носа, показалась огромная круглая коленка. Потом другая.
У меня ухнуло сердце и перехватило дыхание.
— Кхе-е-е! Кха-а-а! — закашляла где-то наверху старуха, звякнула крышкой сахарницы, заскрипела стулом, шумно захрустела печеньем.
А я сидела под столом, не в силах пошевелиться,
И тут случилось ужасное.
Просто невообразимое.
Она запела!
— Отцвели-и уж давно-о-о хризанте-е-емы в саду-у-у. Но любо-о-овь всё живёт в моём се-е-ердце больно-о-ом.
Голос у старухи был хриплый и скрипучий. Но пела она чисто. Можно даже сказать, приятно. И от этого делалось ещё страшнее.
Я бросила взгляд на Таньку. Она вытаращила глаза и раздула щёки, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. А я вдруг начала тихо икать — то ли от страха, то ли от пробиравшего до костей холода выключенной батареи. Ик. Ик. Ик.
— Опусте-е-ел наш сад, вас давно-о-о уж нет, я брожу-у-у одна-а-а, вся изму-у-учена.
Ик! Ик! Ик! — икота становилась всё громче и нестерпимее.
— И нево-о-ольные слёзы ка-а-тятся…
Ик!!! Ик!!!
Икота раздирала мне грудь. Слёзы действительно переполнили глаза и начали медленно выкатываться наружу.
— Пред увядшим кустом хризантем, — прошептала старуха и умолкла.
Ик!!!
Танька навалилась на меня всем телом и зажала мне ладонью рот.
— Что такое? — испуганно прохрипела старуха. Видимо, почувствовала нашу возню под столом.
Я попыталась сделать вдох и не смогла. Потому что Танька нечаянно зажала мне не только рот, но и нос.
— Что такое, святая сила?.. — опять раздалось сверху.
Я закрутила головой, силясь высвободиться из Танькиных тисков. Дёрнулась, потянулась вверх… и со всего размаха впечаталась головой в столешницу.
— Что такое?!! — заголосила старуха.
Ноги её боязливо уползли под стул, а рука начала очень медленно, осторожно тянуть на себя клеёнку.
Не в силах совладать с пронзившим меня ужасом, я отпихнула Таньку, кубарем выкатилась из-под стола и понеслась вон… скорее… прочь от жуткой колдуньи, пока она не превратила меня в жабу… в таракана… в лилипута…
Я влетела в нашу комнату и навалилась на дверь. Слёзы уже не просто текли из меня, они лились нескончаемыми потоками, будто кто-то забыл закрыть внутри невидимый кран. Я стояла, привалившись спиной к двери, и молча плакала. Я ничего не видела. Ничего не соображала. Ничего не чувствовала.
Очнулась я от внезапной мысли: «Танька!!!» Она же осталась там, на кухне. Я её бросила! Предала! А может… может, колдунья превратила её в червяка…
— Ну и сколько же тебя можно ждать?! — грозно спросила Танька, когда я осторожно, едва дыша, подкралась к кухонной двери и просунула внутрь кончик носа. — Мы тут с Капитолиной Кондратьевной уже по тебе соскучились.
Танька, живая и невредимая, важно восседала на табуретке и держала в руке огромный бутерброд с сыром. Вот оно что! Капитолина Кондратьевна! Они тут без меня, оказывается, уже познакомились! Неужели нейтрализация подействовала?
— Проходи, проходи. Не бойся, — сказала старуха… то есть Капитолина Кондратьевна. — Мы ж с тобой соседи.
Капитолина Кондратьевна достала из буфета чашку, пододвинула мне табуретку, намазала маслом хлеб.
— Как вы меня напугали, проказницы! Я ж думала — мыши, спаси-помилуй, святая сила! Кофе рассыпали, под столом шуршали!
Танька захихикала и весело заёрзала на табуретке.
— Но я не сержусь. Что с вас взять? Дети! Дети должны проказничать! Как же, святая сила, иначе? Я, бывало, девчонкой и в лапту, и в чижа, и по огородам…
Я попыталась представить себе Капитолину Кондратьевну маленькой девочкой. Девочка в моём воображении получилась странная: в белых гольфах, коротком платьице, с седым пучком и волосатой бородавкой под крючковатым носом. В руках у девочки была отполированная до блеска клюка с резиновым набалдашником. Она размахивала ею из стороны в сторону, кружилась и напевала: ля-ля-ля.
— А что это вы такое пели? — спросила Танька с набитым ртом.
— А-а-а! Пела! Романс! «Отцвели уж давно…», мой любимый. Я ж с детства певицей мечтала стать… оперу любила… да куда ж? Жили бедно, святая сила. Вы варенье ешьте.
— Вкусное у вас варенье, — сказала Танька. Просто так сказала, для поддержания разговора. Она этого варенья даже не попробовала.
— Это мне из деревни, с родины, присылают. И малиновое, и сливовое. Я ж, святая сила, в деревне родилась.
— Кап… Капитолина Контр… Кондратьевна, — осмелела вдруг я, — а правда говорят, что вы…
Танька больно ткнула меня локтем в бок.
— Говорят, что вы колдунья, — закончила я.
Капитолина Кондратьевна замерла с чайником в руке. Несколько мгновений ошарашенно смотрела на меня. Потом вдруг хрипло расхохоталась:
— Кха-а-а! Кха-а-а! Правда! Конечно, колдунья!
Танька вытаращила глаза и застыла с набитыми бутербродом щеками. Я изо всех сил вцепилась в табуретку.
— Колдунья, а то как же! Вот проснусь утром, все кости ломит. Посмотрю на улицу. Спаси-помилуй, святая сила: тучи, серость кругом. Ну и начинаю колдовать, как меня ещё бабушка учила. Ай люли, люли! Ай люшеньки, люли! Сею, вею, вею, вью! Красно солнце, загляни в оконце!