Концерт для колобка с оркестром

Донцова Дарья

– Вы и Яну знали?

– А то! Вместе в школу бегали, я, правда, на два класса постарше, но у нас в Мирске школа малокомплектная была, учились мы в ней до пятого класса, все, от первоклашек до старших, сидели в одном зале, учительница по рядам ходила и каждому свое задание давала. А в старших классах в Брусково бегали. Яна очень нос задирала и врала много.

– Ну что, например?

Женщина скривилась.

– Фантазия у нее через край била. Классе в третьем она мне раскрыла «страшную» тайну, дескать, тетя Липа ей не родная мать. Родители Яны космонавты, им нельзя было ребенка

иметь, а они родили и Олимпиаде отдали. «Вот вырасту, – врала Янка, – отправлюсь в Москву, найду их и заживу королевой. Буду каждый день платья менять, торты есть и на „Волге“ ездить». Я своей маме рассказала, та к тете Липе сбегала, похоже, Янке оплеух за вранье надавали, она с тех пор больше глупости не болтала, только иногда, если ее кто обижал, шипела: «Папе своему пожалуюсь!», но никто ей не верил, конечно. Какой отец! Тетя Липа не скрывала никогда, что родила вне брака девочку, замужем-то она никогда не была.

– Скажите, Яна сюда не приезжала?

– Ну, раза два-три. Может, убили ее, – предположила собеседница, – все, унесло, словно щепку потоком, ни разу к тете Липе на могилу не пришла, памятника не поставила, там только одна табличка. Вот поэтому и думаю, что убили ее. Все-таки нормальная женщина мать так не оставит, не по-божески это!

– Нет, Яна жива, – пробормотала я, – думала, честно говоря, ее тут застать. Значит, она не приезжала недавно, вы точно знаете?

Женщина хмыкнула:

– Да уж куда точнее. У нас в Мирске событий никаких не происходит, любой человек из города любопытство вызывает. Вы вот сейчас по улице прошлись, так теперь станут полгода обсуждать, во что одета была, к кому заявилась, о чем разговаривала. Ко мне придут, расспрашивать начнут.

– Да я никого не встретила, только в одну избу и постучалась!

Собеседница мягко улыбнулась.

– Это вам только кажется, а из-за занавесок столько глаз глядело! В Мирске скрыть что-то трудно.

И потом: ну приехала Яна, и что? Изба развалена, куда ей деваться? Ко мне бы пришла, чаю попила. Кстати, хотите горяченького?

– Спасибо, – лязгнула я зубами.

– Холод-то какой после жары наступил, – посетовала женщина, ведя меня к маленькому, но крепкому домику, – сейчас все в огороде померзнет. Ну просто беда.

В чистенькой, опрятной кухне она усадила меня за стол, налила пол-литровую кружку светло-желтой, замечательно горячей жидкости и предложила кусок хлеба с маслом.

– Давно в город за конфетами не ездила, – пояснила хозяйка, – вот и нету сладкого, но, если сверху, на масло, сахарный песок насыпать, очень вкусно получается!

Я улыбнулась.

– В детстве я проводила лето в деревне, и бабушка часто давала мне такое «пирожное». Давайте познакомимся, меня Виолой зовут.

– Валя, – приветливо ответила хозяйка.

– Не тоскливо вам тут?

– Так я только на лето приезжаю, – объяснила Валя, – детей вывожу, носятся целый день на воздухе, никакой дождь им не помеха. Посажу все, соберу, в банки закатаю и домой, в Москву. Мирск у нас теперь вроде дачи. Далеко, правда, зато все свое, и земли полно, сей не хочу, никто сотки не считает. Я вон себе тети-Липин огород прихватила, под картошку его распахала. Муж,

правда, сердился, говорил: «Вот Антонина приедет и задаст тебе, налетит, наорет…» А я ему в ответ: «Она сюда сколько лет нос не кажет…»

– Кто это, Антонина? – прервала я ее.

– А сестра тети Липы, – ответила Валя, – только ей больше по жизни повезло, в город переехала, в Козюлино, небось до сих пор там живет, она моложе тети Липы лет этак на шесть, а может, и больше, я точно не знаю. Они с тетей Липой не слишком ладили, Тоня злая, прямо как Яна…

Я удивилась.

– Злая?

– Ага, – кивнула Валя, – знаете, ей жутко повезло у Олимпиады родиться. Все удивились, когда тетя Липа родила, да так внезапно. Утром моя мама увидела, что во дворе коляска стоит, ну и не утерпела, пошла спрашивать: что за младенец, откуда взялся…

Олимпиада спокойно улыбнулась:

– Я родила.

– Ты? – мать Вали схватилась за забор рукой. – Когда?

– А неделю назад.

– Это когда к тебе Тоня приезжала?

– Точно, я ее к родам вызвала.

– Но ты же беременной не казалась, – никак не могла успокоиться соседка.

– Значит, плохо смотрели, – усмехнулась Олимпиада, но потом сжалилась над растерянной матерью Вали и объяснила:

– У меня вес большой, живот всегда торчит, грудь объемная, надела платье пошире – никто ничего и не заметил.

– Кто же отец?

– Молодец с большой дороги, – отмахнулась Олимпиада.

Как ни старались потом жители деревни, так и не узнали, кто же папа Яны. Но отсутствие доброго, любящего отца никак не сказалось на ее судьбе. Яна всегда была одета лучше всех в деревне, имела самые замечательные игрушки и книжки, у нее был велосипед и, неслыханное дело в Мирске, свой собственный телевизор, стоявший в ее комнате.

Олимпиада никогда не ругала дочку. Та таскала охапками двойки, но мать лишь улыбалась.

– Ничего, деточка, школа не показатель, получишь аттестат, пойдешь в медицинское училище, затем в институт, станешь акушером, продолжишь династию.

Но Яна вовсе не собиралась учиться на врача, ее не привлекала перспектива всю молодость тухнуть над учебниками. Девочке намного больше нравилось бегать на сеновал с местными парнями.

Валя завидовала Яне до зубного скрежета. Во-первых, не было никаких шансов явиться на танцы одетой лучше, чем Яна. Та носила красивые туфли производства Чехословакии, платья, выпущенные в ГДР, у нее даже имелись джинсы, самые настоящие, американские. Олимпиада разрешала Яне пользоваться косметикой и не хваталась за крапиву, увидав у нее в руке сигарету. А Таня, мать Вали, чуть не прибила свою дочь, когда та попыталась намазать губы.

Яне купили магнитофон, Валя могла лишь мечтать о подобной игрушке, у Яны был фотоаппарат…

– Нечего ей завидовать, – шипела Таня, – Липа хорошо зарабатывает, не чета мне! Лучше уроки учи, дура!

За этой филиппикой следовал крепкий тумак. Валя стукалась лбом о стол и, глотая слезы, бормотала:

– Ну и везет же некоторым, а она еще мамой недовольна.

Яна и впрямь росла грубой, практически не слушалась Липу, могла нахамить соседям.

– Распустила девку, – шептались бабы.