Концерт для контрабаса с собакой
Шрифт:
Вторая книжка была, наверное, про воспитание, потому что мама так увлеклась ей, что сразу обо всем забыла.
Папа громко кашлянул. Мама оторвалась от книги, подозрительно посмотрела на него и спросила:
— Павел, что с тобой? Почему кашляешь?
— Не волнуйся, Нина, у меня нет никакого кашля. Это так. В горле запершило… Да и Гере гулять пора.
Мама встала, потрогала папино горло и сказала:
— Смотри, горло надо беречь. А ты, Герик, можешь погулять немного. В книге пишут, что занятия предпочтительнее вести
Я бросился к дверям, но мама напомнила про рисование.
Пришлось взять альбом и карандаш.
Я вышел из калитки.
Ничего примечательного рядом с домом не было. Бревна и поленницы я уже рисовал. Сараи да топоры — тоже. Надо что-нибудь поинтереснее найти.
Я побрел вдоль улицы и вдруг повстречался с Вовкой— Вольдемаром. Он важно вышагивал рядом с матерью, выпятив петушиную грудь. Заметив, что Вовка косит в мою сторону, я сделал ему «нос» и скрылся за магазинчиком. Здесь, у груды ящиков, мы лоб в лоб столкнулись с Алешкой.
— Не видел Дика? — выпалил он, переводя дыхание.
— Не-е-е… — протянул я. — Дика не видел, а с киноартистами встречался.
— С какими киноартистами?
Я рассказал про Таратуту-младшего, про то, как он в кино снимался и как в артисты готовится.
Алешка, оказывается, знал его.
— Я хотел с ним подружиться, а он задается. Теперь ясно, почему он нос задирает. Подумаешь, знаменитость! В кино снимался! Вон дядю Петю в кино снимали и по телевизору показывали. На День Победы. Ты думаешь, он зазнался? Как бы не так! Дядю Петю заслуженно в кино снимали. Он воевал. А тут пешком под стол и нате вам — артист. Да что про него говорить, время терять. Испытания проводить надо. Пошли!
— Куда?
— К нам. Погреб не заперт. Папка с мамкой на работе. Чего еще лучше!
Я растерянно посмотрел на альбом.
— Как же быть? Рисовать надо… Развиваться,
— В космосе разовьешься, — заявил Алешка и зашагал вдоль забора.
Я сунул альбом за пояс и пошел вслед за Алексеем.
Мы пробрались во двор, спустились по лесенке вниз и прикрыли за собой тяжелую крышку.
В погребе темно, холодно и сыро. Только один лучик проникал через щель в наш корабль. Я присел на какой-то ящик. Что-то мокрое, скользкое и холодное коснулось моей руки. Я испуганно отдернул ее.
— Ты что? — засмеялся Алешка. — Испугался?
— Ухты, — выдохнул я. — Я думал, лягушка.
— Ну и трус! Нашел кого бояться! Да и не лягушка это, а огурец. Держи. Здесь много их. Целая кадушка.
Острый запах соленых огурцов заполнил весь космический корабль. Аж в носу защекотало.
— Ну что же ты не берешь? — еще раз ткнул мне в руку огурцом Алешка.
— Не хочу. Сам ешь.
Алешка аппетитно захрустел. Мы молча начали выполнять задание. Потом молчанка надоела. Алешка стал рассказывать о космосе:
— Понимаешь, днем воздух защищает землю от горячих солнечных лучей, а ночью тепло бережет. Атмосфера— это как одеяло для Земли.
— Сгорим.
— Яснее ясного, сгорим. И угольков не останется. Чувствуешь, холодает? Значит, в тень попали.
Я действительно стал мерзнуть, но признаваться в этом не хотелось. Еще подумает, что сдрейфил.
Мы опять помолчали, а потом заговорили на самые разные темы, но только не о космосе. Я заметил, что когда говоришь, то забываешь о холоде, и поэтому стал рассказывать Алешке о музыкантах и художниках. Он внимательно слушал меня и очень огорчился, что мои познания в искусстве не так уж велики. Разговаривать стало не о чем.
— Интересно, — сказал я тихо, — скоро мы вылетим на солнечную сторону или нет?
— Скоро, — ответил Алешка и икнул. — Вот, ясное дело. Как поем или попью чего-нибудь холодного, так икаю.
Он пересел на мой ящик.
Еще немного помолчали.
— Наверно, уже солнце село, — проговорил я. — Плохо, часов тут нет. Не знаем, сколько времени летим.
— Тттер-пи, — икнул Алешка. — Космонавтам знаешь какая закалка нужна?
— Ззззна-ю, — икнул я в ответ.
— Ввввот и хорошо, — перездразнил меня Алешка.
Наверху что-то зашебаршило, стукнуло, звякнуло, хихикнуло и умолкло.
Один лучик был и тот погас.
Мы оказались в космической темноте. Только звезд не хватает. Говорят, они там крупные и яркие.
— Алешк…
— А?
— Ты ничего не слышал?
— Ничего. А что?
— Да так. Мне показалось…
— У тебя галицин… галлюцинации… Ну, это когда ничего нет, а ты видишь. В космосе бывает такое.
И все-таки наверху кто-то ходил. Кто-то задраил все щели, а может, и нас.
— Алешк…
— А?
— Мы еще не вылетели на солнечную сторону?
— Пока в тени. От Солнца нас Земля загораживает. Терпи, скоро на солнечной стороне будем, — проикал Алешка.
— А ммможет?..
— Терпи! — отрезал Алешка, плотнее прижимаясь ко мне.
Еще немного поикали.
Не разговаривая.
Молча.
Я потихоньку двигал руками и ногами, сжимал и разжимал пальцы, набирал полную грудь воздуха и задерживал дыхание. Дрожь не проходила.
— Внимание! — торжественно прошептал Алешка.
— Что? — не выдержал я.
— Внимание! — повторил Алешка. — Космический корабль входит в полосу солнечных лучей. Приготовиться к перепаду температур.
Я понял Алешку с полуслова и бросился к лестнице. В темноте загремела какая-то кастрюля, а может, и ведро. Глухо стукнулась бутыль.
Я нащупал ступеньки, поднялся наверх, уперся головой в крышку, поднатужился и нажал на нее. Крышка не поддавалась.