Концессия
Шрифт:
Она завернулась в одеяло и улеглась. Шум реки был приятен, он не был тяжел и угрюм, как грохот океанского прибоя. В нем была мелодия и нежность.
Засыпая, она спросила:
— Если он не перейдет, что мы будем делать?
— Если он не перейдет, я его убью,
Утром Борейчук разложил костер, должно быть, готовил завтрак. Он не собирался переходить реку.
Посевин побежал к нему.
Зейд не могла разобрать слов в грохоте реки, она только видела жесты.
Оба сначала размахивали руками,
Борейчук ударил по кулаку.
Друзья схватились и упали. Долго извивались по земле. Встали, Посевин потащил Борейчука к реке, Борейчук изловчился и ударил Посевина ногой, Посевин упал на колени.
«Надо прекратить», — с тревогой и отвращением подумала Зейд.
Опять бешено неслась под ее ногами река, опять нужно было сосредоточиться только на камнях. Она перебралась в тот момент, когда Борейчук дрожащими руками возобновлял костер, разметанный ударом сапога Посевина, а Посевин изрыгал ругательство за ругательством.
— Успокойтесь, как вам не стыдно! — начала она.
Ни тот, ни другой не обратили на нее внимания.
— Я близорукий! — кричал Борейчук. — Я оступлюсь!
Его речь прервали новые ругательства Посевина.
Зейд подошла к Посевину и сказала твердо и с досадой:
— Перестаньте ругаться! Ругань ни к чему не приведет. Надо что-то придумать.
Посевин посмотрел на нее с удивлением. Потом выругался.
— Это что же? — спросила Зейд. — Как вы смеете?
— Тут я хозяин, — крикнул Посевин. — Я! Вы понимаете, кто я?! Завтра в Америке шепотом будут произносить мое имя!
— В какой Америке? Почему в Америке?
— А по-вашему, где? В Африке? На Африку мне наплевать. В последний раз спрашиваю тебя, перейдешь ты или нет?
— Я перейти не могу, — сказал Борейчук. — Как хочешь. Не кричи. Поищи другой переправы. Ты человек бывалый. Есть и другие переправы. Не может быть, чтобы только эта одна.
— Я буду искать, а Старый Джон будет нас ждать? Из-за вас я потерял столько времени. Одного дурака ждал, убеждал — не пошел. Теперь второй пнем стоит на берегу. А за рекой вся жизнь... так он, понимаете ли, готов счастье всей жизни променять на свой страх.
— Если я сорвусь, на какого чорта мне будет твое счастье?!
Перебранка возобновилась. Часто повторялось имя Старого Джона. Зейд сидела на камне. Она начала понимать, что дело с золотом обстоит совсем не так, как говорил на белушьем промысле бывший бухгалтер.
Противники снова смолкли, и Посевин пошел вниз по реке.
— Послушайте, Борейчук, — сказала Зейд, — что это за Старый Джон, который не будет нас ждать лишнего дня? Вы мне ничего не говорили о нем на рыбалке.
Борейчук пожал плечами.
— Не мог же я всего говорить на рыбалке. Вы — умная женщина! Неужели вы сами не понимаете? Но все будет в
Борейчук сел готовить завтрак: мелко накрошил в котелок соленую кету и варил ее с луком.
Зейд окаменела. Весь мир: Борейчук, Посевин, река, горы — перестали для нее существовать. Бывший бухгалтер! Вот как иногда бывает. Разве она могла думать?! Теперь она понимала его двусмысленные слова о Харбине и загранице. Он испытывал Зейд: не клюнет ли?
Обижалась на замечания Точилиной! Что теперь делать?
Американец Джон! Значит, вот что они собираются делать! А что теперь должна делать она? Бежать?
Что угодно, только не бежать! Теперь она должна идти с ними неотступно до того места, где спрятано золото.
Что же будет в тот момент, когда она дойдет с ними до тайника?
Вот они пришли к золоту. Положили его в рюкзаки... Двинулись в условленное место встречи с американцем. К этому времени она должна знать, где это место, и бежать с дороги к своим, чтобы предупредить власти о преступниках.
Но если она про место встречи не узнает ничего, что вполне возможно, потому что Посевин скрытен, тогда она пойдет с ними дальше. В один прекрасный день она окажется у шхуны. В этом случае могут быть два варианта: первый — они насильно увозят ее с собой, не пожелают оставить на берегу свидетеля. Второй — убивают ее. Скорее всего они убьют ее.
И Борейчук будет убивать? Конечно, и Борейчук. Что с того, что она ему нравилась!
Может ли быть в этом случае третий вариант? Может ли она каким-нибудь образом помешать отплытию шхуны? Неизвестно, ничего неизвестно.
Известно только одно: она не должна думать о себе... Она не должна испугаться даже смерти, и она не испугается.
Река шумит. У реки своя жизнь. Суп из соленой кеты готов. Пришел Посевин, молча сел хлебать. После завтрака спросил:
— Так не перейдешь?
— Не перейду.
Не говоря ни слова, Посевин пустился на ту сторону, перенес оттуда имущество, и экспедиция двинулась вверх по реке в поисках другой переправы.
ДРЯНЬ
Лил дождь. Мир вокруг был совершенно неправдоподобен. Темные голые горы. Идут три человека. Медведи встают со своих лежек, присматриваются к ним и недовольно уходят.
Что они здесь делают, медведи, в этих голых горах?
Параллельно один другому тянутся два гребня из окаменевших лавовых потоков.
Удивительное зрелище!
Точно живые извиваются ручьи камня. Самые фантастические фигуры образовала страшная, двигавшая ими сила. Она их скручивала в спирали, распластывала и вытягивала в длинные, стремительные, вдруг застывшие массы.