Конец буржуа
Шрифт:
Хотя «Самцу» не только в Бельгии, но и за ее пределами сопутствовал шумный успех, но в литературной премии, которая присуждалась писателям раз в пять лет, книге все же отказали.
Глубоко возмущенные тем, что роман не получил премии, которой он, безусловно, заслуживал, друзья Лемонье выпустили 28 апреля 1883 года номер «Молодой Бельгии», целиком посвященный ему, а немного позднее устроили в его честь банкет, известный в истории бельгийской литературы под названием банкета «Самца». На этом банкете и произнес Эдмон Пикар ту самую речь, в которой он назвал Лемонье «средоточием, стволом, позвоночным столбом, осью» бельгийской литературы.
Почти каждый год
Как видим, Лемонье интересует страсть, приобретающая патологический характер. В соответствии с эстетикой натурализма он подчас превращал свои романы чуть ли не в «истории болезни» героев. Пытаясь объяснить истоки заболеваний человеческой психики, Лемонье, подобно французским писателям натуралистической школы, искал их прежде всего в наследственности, в темпераменте человека, в среде.
Но Лемонье часто выходит за рамки характерных для натуралистов объяснений психологической жизни и человеческого поведения. Особенно сильно это сказалось в романе «Кровопийца» (в русском переводе издавался под названием «Завод», 1929), Очевидно, именно этот роман, во многом напоминающий «Жерминаль», дал больше всего оснований называть Лемонье бельгийским Золя и даже говорить о подражании. Однако роман Лемонье, увидевший свет через год после опубликования «Жерминаля», написан был годом ранее, в 1886 году.
Год этот вошел в историю Бельгии как «грозный год». Экономический кризис, охвативший тогда Европу, в Бельгии был особенно силен именно в 1884–1886 годах. В стране свирепствовала безработица, более всего среди углекопов. В 1885 году начались забастовки, создавались рабочие союзы, а в марте следующего года вспыхнуло восстание в Льеже, распространившееся затем на районы Боринажа и Шарлеруа. Повсюду прекратились работы, на некоторых заводах рабочие ломали машины, войска стреляли в забастовщиков. Было введено осадное положение. Постепенно волнения улеглись, работы возобновились. Непосредственного результата события этого года не дали, но имели огромные последствия — правящие круги Бельгии вынуждены были заняться рабочим законодательством. В романе «Кровопийца» и нашли свое художественное отражение события, предшествовавшие «грозному году».
Сюжет романа — история несчастного брака литейщика Гюрио — разворачивается на фоне завода, этого огнедышащего чудовища, олицетворения всех ужасов капиталистического прогресса. Завод у Лемонье — некое страшное и как бы даже живое существо, символизирующее все чуждое и враждебное человеку, он — кровопийца.
Буржуазная цивилизация, по мысли Лемонье, не приносит человечеству подлинных ценностей, она развращает рабочего и крестьянина, прививая им влечение к самым уродливым «достижениям» прогресса: благосостояние воплощается для них в кровати с блестящими шишечками, искусство — в дешевом кафешантане, культура — в манерах коммивояжера, пленяющего героиню модным галстуком и перстнями.
Еще в «Самце» Лемонье выразил свое отношение к буржуазному прогрессу, нарисовав Жермену — натуру здоровую, цельную и прекрасную в своем слиянии с окружающей ее жизнью плодородных полей. Она живет по-настоящему лишь до той минуты, пока в ней не заговорил голос тщеславия, разбуженного встречей с «цивилизованным» молодым человеком. В один миг превращается она в мещанку, собственницу, стремящуюся приобщиться к городской «цивилизации». И тогда все вокруг нее становится страшным,
В отличие от Жермены, Кларинетте, героине романа «Кровопийца», с самого начала свойственны отвращение к труду и жажда грубых наслаждений. Ее мечта — стать трактирщицей. Для Лемонье Кларинетта — патологический тип, результат нездоровом наследственности и среды, в конечном счете — продукт цивилизации.
По если этих героинь, да и многих других персонажей Лемонье эрзац-цивилизация губит, то писатель вместе с тем показывает, что именно прогресс делает литейщика Гюрио носителем подлинно человеческих черт. Гюрио вовсе не романтический герой, живущий вне общества вроде браконьера Ищи-Свищи. Правда, он тяготеет к земле, к природе, и некоторое успокоение наступает в его душе лишь тогда, когда, покинутый спившейся Кларинеттой, он остается вдвоем с маленькой дочкой и мечтает о клочке земли, на котором можно было бы выращивать овощи, разводить кур и. кроликов. Но хотя он и претерпел многое от окружающих его людей, он многому от них и научился: Гюрио тянется к знаниям, он хочет понять и осмыслить окружающий его мир. Он любит свой тяжелый труд и привязан к заводу.
Большое влияние на Гюрио оказывает инженер Жамиуль — рупор идей самого автора. Образ этого инженера, человека честного, энергичного, образованного, собственными силами пробившего себе дорогу, вступает в явное противоречие с мыслью Лемонье о том, что буржуазный прогресс несет с собой только зло. Жамиуль — поборник всяческих реформ, автор утопического плана реорганизации акционерного общества, осуществление которого должно привести к изменению «отношений между капиталом и трудом». Инженер п Гюрио оба верят, будто можно все изменить к лучшему, не отказываясь от цивилизации, а лишь «усовершенствуя» ее.
Так писатель, подойдя в романе «Кровопийца» ближе, чем в других своих книгах, к пониманию противоречивости буржуазного прогресса, подлинного выхода из этих противоречий все же так и не увидел, оставшись во власти реформистских утопий.
В рабочем классе писатель не ощутил его творческих сил, его способности к коренному преобразованию общественного строя. Большинство персонажей романа — это рабочие, измученные каторжным трудом у огнедышащих горнов, на ледяном ветру, под палящим солнцем, невежественные, грубые, отданные во власть хозяев завода, в лапы лавочников и ростовщиков. Они работают, пьянствуют, плодятся и умирают, оторванные от земли, от полей и лесов, среди угля, шлака, огненных брызг, зловония и дыма. Ничто не связывает и не может связать их друг с другом, каждый существует сам по себе, со своими долгами, детьми и болезнями.
История Бельгии той поры была ознаменована успехами организованного рабочего движения, которые В. И. Ленин назвал выдающимися. Лемонье их не заметил, ибо он не верил в плоды организованной борьбы трудящихся, считая, что буржуазия, даже вынужденная пойти на уступки, все равно так или иначе отыграется на рабочих. В романе «Кровопийца» эту мысль иллюстрирует эпизод, следующий за катастрофой на заводе: компания выдает пособия семьям погибших и изувеченным, однако тут же понижает расценки. Но Лемонье относится с опаской и к возможным последствиям реального улучшения материального положения рабочих: не превратятся ли они тогда в мелких буржуа, ничем не отличающихся от уже существующих лавочников, трактирщиков и коммивояжеров? Снова звучит боязнь повторения того же круговорота, о котором уже речь шла в «Самце», — боязнь, что бедняки стремятся отнять богатства лишь для того, чтобы самим стать господами, бездельничать, сытно есть и мягко спать.