Конец фильма
Шрифт:
На другом конце молчали, слышно было лишь чье-то ровное дыхание и еще… музыка. Какое-то классическое произведение. Но вскоре и она стихла неизвестный абонент отключился.
— Вивальди… — задумчиво произнес Грязнов.
— Что? — не понял старшина.
— Нет, Моцарт. Точно, Моцарт.
— Гений и злодейство несовместны, — заметил автогонщик.
— Еще как совместны… — покачал головой Денис.
Сотрудники ГИБДД, раскрыв блокноты, что-то вымеряли линейками и опрашивали свидетелей.
— Он
— Ужас, ужас, — вставляла через каждое его слово толстая тетка с пуделем на руках.
Тело Лидского все еще лежало на проезжей части, его аккуратно объезжали автомобили.
— Поймите, мы не труповозка! — сложив руки на груди, доказывал кому-то мужчина в синей врачебной форме. — Ждите труповозку!
Жена Лидского и четверо ее мальчишек стояли в стороне. На них никто не обращал внимания.
Когда подъехал Денис, все уже закончилось. Только на асфальте еще были видны пятна крови, украшенные причудливыми узорами протекторов. А в остальном будто ничего и не случилось. Едут машины, идут прохожие…
— Его только что увезли. — Патрульный, что остался дежурить у дома Лидского, передал Грязнову потрепанный портфель без ручки. — В морг двадцать пятой больницы. Тут неподалеку.
— А что в карманах?
— Ключи были, их жена забрала… Документы были, паспорт, удостоверение. Это все следователь забрал.
— А портфель не забрал?
— Не, на кой он ему? Это ж потом оказалось, что в нем дело уголовное было, я тут час на карачках ползал, бумаги подбирал.
— Сколько же идиотов вокруг… — Грязнов осекся. — Это я про следователя. Из какого он отделения?
— Из двадцать первого. Тоже неподалеку.
— Спасибо, братцы.
— Да чего там!
— Так куда тело отвезли?
— В двадцать пятую, на Галушкина.
— А ты держись. — Грязнов крепко пожал руку Грише. — Он киллером был. Хорошие люди с люгером не ходят.
— Вы правы, надо же когда-то начинать…
В квартире Лидского было много народа — соседи и родственники. Вели себя тихо, лишь какая-то женщина давилась рыданиями на кухне. Дедушка с пушистой бородой читал вслух детям книжку. Мальчишки сидели рядком на кровати и внимательно слушали. Наверное, они еще не понимали всего ужаса происшедшего. Или им что-то соврали. Над хозяйкой колдовали врачи. Ставили капельницу, мерили давление.
— Молодой человек… — с трудом, по складам, произнесла она, протянув руку к Денису.
Врачи расступились, и Грязнов сел рядом.
— Как же так?.. — одними губами спросила женщина.
— Мы нашли его…
— Сколько ему дадут?
— Нисколько, —
Она все поняла, и, кажется, от этого ей стало легче.
— Можно я загляну в кабинет?..
Она утвердительно прикрыла глаза.
Денис сел за рабочий стол Лидского, внимательно просмотрел содержимое разноцветных тетрадей и папок. Затем стал выдвигать ящики, но в них была только какая-то канцелярская дребедень — кнопки, скрепки, карандаши…
Грязнов поднял глаза и встретился взглядом с Эдуардом Николаевичем. Тот смотрел на него с фотографии. Совсем еще молодой, но очень задумчивый и серьезный.
— Хорошо, — тихо сказал Денис. — Я обещаю…
В морг двадцать пятой больницы его пропустили легко и с радушием. Но для этого Грязнову пришлось расстаться с полтинником. Интересно, а сколько бы с него взяли за ночное посещение Мавзолея?
Одежда Лидского страшными лохмотьями свисала со стула. Если на темных штанах и пиджаке крови не было видно, то светлая рубашка просто пылала.
— Говорю же, ничего там нет… — устало сказал санитар в несвежем фартуке.
Но Грязнов все же запустил руку в карман пиджака, затем обшарил брюки.
— Он всегда носил с собой нитроглицерин…
— Так вы нитроглицерин ищете? — Санитар кивнул на стоявшую в углу комнаты страшную металлическую урну. — Раскрошилось все.
Денис склонился над урной. На ее дне лежали перепачканные кровью бинты, использованные резиновые перчатки, клочки ваты и стеклянные осколки от лекарственного тюбика.
— Что вы еще выкинули?
— Ничего.
Грязнов кончиками пальцев вытянул из урны скомканный клочок бумаги.
— А это?
— Не знаю… — пожал плечами санитар. — Может быть.
Денис развернул бумажку. На ней почерком Лидского было выведено «М665».
— Я возьму.
— Берите.
Грязнов сунул бумажку в карман, протянул санитару руку, тот механически ее пожал и только потом вспомнил, что был в замызганных перчатках.
— Ох, простите… Вон там рукомойник…
Денис вошел в указанную дверь и замер. На высоком столе, покрытое серой тряпицей, лежало чье-то тело.
— Это он?
— Вы проходите, — подтолкнул его в спину санитар. — Не бойтесь, не кусается.
Вода с грохотом полилась в грязную жестяную раковину. Денис ополоснул руки, поискал взглядом, чем бы вытереть, и вытер о собственные брюки.
— Представляете, ни одной целой кости, а умер от инфаркта, — задумчиво проговорил мужчина. — Бывает же такое.
Едва Денис вышел из морга на свежий воздух, едва затянулся сигаретой, как на него навалилось. И бешенство, и ярая злость, и жалость, и раскаяние… Навалилось все вместе и сразу.