Конец главы. Том 1. Девушка ждет. Пустыня в цвету

Голсуорси Джон

Динни улыбнулась:

– Нет, это я счастливица. До свидания, и ещё раз благодарю.

Обратно с Корк-стрит она не шла, а, так сказать, летела. У неё нашёлся союзник в самом логове льва, соглядатай в дружественном лагере, изменник-доброжелатель! Так, изобретая немыслимые катахрезы, она торопилась обратно к тётке: отец непременно зайдёт туда до возвращения в Кондафорд.

В холле дома Монтов она заметила его старый котелок, который невозможно было спутать с другим, и предусмотрительно сняла шляпу, прежде чем подняться в гостиную. Генерал разговаривал с сестрой, и, когда

Динни вошла, оба смолкли. Теперь все замолкали, когда она входила! Спокойно и открыто взглянув на родных, девушка села.

Глаза генерала встретились с её глазами.

– Я был у мистера Дезерта, Динни.

– Знаю, дорогой. Он думает. В любом случае мы подождём, пока все не станет известно.

Генерал неловко поднялся.

– И, если тебе от этого станет легче, формально мы не помолвлены.

Генерал слегка поклонился, и Динни повернулась к тётке, которая обмахивала раскрасневшееся лицо куском фиолетовой промокательной бумаги.

Наступило молчание. Затем генерал спросил:

– Когда ты едешь в Липпингхолл, Эм?

– На будущей неделе, – ответила леди Монт. – А может быть, через две? Лоренс знает. Я показываю двух садовников на цветочной выставке в Челси. Босуэла и Джонсона, Динни.

– Как! Они все ещё держатся за вас?

– Крепче, чем раньше. Кон, вам нужно завести у себя анемии… Нет, не то слово. Ну, знаешь, такие яркие.

– Анемоны, тётя.

– Очаровательные цветы. Для них нужна глина.

– В Кондафорде нет глины, – возразил генерал. – Тебе, Эм, следовало бы это знать.

– В этом году азалии у нас – просто мечта, тётя Эм.

Леди Монт положила промокашку:

– Я говорила твоему отцу, Динни, чтобы тебя оставили в покое.

Динни, искоса наблюдавшая за мрачным лицом генерала, обошла скользкую тему:

– Тётя, знаете вы магазинчик на Бонд-стрит, где продают фигурки животных? Я купила там чудесную лисичку с лисенятами, чтобы папа перестал ненавидеть этих зверьков.

– Ах, охота! – вздохнула леди Монт. – Они такие трогательные, когда высовываются из норы!

– Даже папа не любит раскапывать их жилье и брать их прямо в земле. Правда, папа?

– Н-нет, не люблю, – ответил генерал.

– Они кусают детей до крови, – объявила леди Монт. – Я помню, как у тебя шла кровь. Кон.

– Грязный и бесцельный способ. В наше время к нему прибегают только охотники старой школы, приверженцы арапника.

– Кон выглядел тогда отвратительно, Динни.

– У тебя не хватает выдержки для такого способа, папа. Тут нужны курносые, рыжие, веснушчатые мальчишки, способные убивать ради того, чтобы убивать.

Генерал поднялся:

– Мне пора обратно в клуб. Джин заедет туда за мной. Когда мы увидим тебя, Динни? Твоя мать…

Он оборвал фразу.

– Тётя Эм оставляет меня у себя до субботы.

Генерал кивнул. Он принял поцелуи сестры и дочери с таким видом, как будто хотел сказать: "Да, но…"

Динни посмотрела ему вслед из окна, и сердце у неё сжалось.

– Твой отец! – раздался за спиной голос тётки. – Все это очень тягостно, Динни.

– Я считаю, что с папиной стороны крайне любезно не напоминать о своих правах на меня.

– Кон –

чудный, – согласилась леди Мон. – Он сказал, что молодой человек был очень почтителен. Кто это ворчал: "Гр-гр"?

– Старый еврей в "Дэвиде Копперфилде".

– Вот, вот. Я чувствую себя точно так же.

Динни оторвалась от окна:

– Тётя! А я чувствую, что стала совсем другой, чем две недели назад. Тогда у меня не было никаких желаний; сейчас я – одно сплошное желание, и мне совершенно безразлично, пристойно я себя веду или нет. И не уверяйте, что это пройдёт.

Леди Монт потрепала племянницу по руке.

– "Почитай отца своего и матерь свою", – напомнила она. – Но ведь есть ещё: "Оставь все и следуй за мной". Никогда не – знаешь, какой заповедью руководствоваться.

– Нет, я знаю, – сказала Динни. – Как вы думаете, на что я сейчас надеюсь? На то, что завтра всё раскроется. Если это произойдёт, мы можем немедленно пожениться.

– Выпьем чаю, Динни. Блор, чаю! Индийского и покрепче.

XVI

На другой день Динни привела своего возлюбленного к дверям музея, где служил Эдриен, и там рассталась с ним. Оглянувшись, она увидела, что Уилфрид, высокий, перехваченный в талии поясом, снял шляпу и дрожит. Но он улыбнулся девушке, и его взгляд согрел её даже на расстоянии.

Эдриен, предупреждённый заблаговременно, принял молодого человека с "нездоровым", как он сформулировал про себя, любопытством и тут же мысленно сопоставил его с Динни. Удивительно несхожая между собой пара! Однако его чутье, обострённое, вероятно, длительным изучением скелетов, сразу же подсказало ему, что сточки зрения физической племянница выбрала правильно. Этот человек имел право стоять рядом с ней. Его мужественная грация и мускулистая элегантность была под стать её стильной хрупкости. А смуглое усталое и напоенное горечью лицо озарялось такими глазами, заглянув в которые даже Эдриен, воспитанник закрытой школы, не выносивший кинозвёзд мужского рода, признал, что они обладают притягательной силой для представительниц слабого пола. Разговор зашёл о костях, и это растопило первый лёд; когда же началась дискуссия о принадлежности к хеттской расе одного не слишком хорошо сохранившегося скелета, отношения стали почти сердечными. Люди и страны, с которыми они оба познакомились в несколько необычных условиях, явились следующим стимулом для упрочения взаимной симпатии. Но лишь взявшись за шляпу, Уилфрид наконец неожиданно спросил:

– Мистер Черрел, а как поступили бы вы? Эдриен поднял голову и молча окинул собеседника взглядом прищуренных глаз.

– Я плохой советчик, но за Динни стоит держаться.

– Да.

Эдриен наклонился и запер дверь кабинета:

– Сегодня утром, принимая ванну, я наблюдал за одиноким муравьём, который пытался отыскать дорогу и разобраться, куда он попал. Со стыдом признаюсь, что стряхнул на него пепел из трубки, – мне захотелось выяснить, что он будет делать. Провидение тоже постоянно осыпает нас пеплом и смотрит, каков результат. Я обдумал много вариантов и пришёл к такому выводу: если вы по-настоящему любите Динни…