Конец пути
Шрифт:
— Твои взгляды заслуживают уважения, чужеземец… — Правитель повернулся к малахитовой плите, погладил ее ладонями. — Пусть будет так. Если ты добудешь мне седьмой осколок, я дам тебе награду в размере одной сотой от того, что обещал этому проходимцу.
— Соглашайся, — тут же шепнул Олегу купец. — На десять жизней хватит.
— И ты можешь оставить при себе этого червяка, — палец правителя уткнулся Любоводу в нос. — Но при одном условии. Он получит обещанные награды только вместе с тобой. И в том случае, если их получишь ты!
— Ты воистину мудр, Аркаим, — торопливо согнулся в поклоне купец. — Ты можешь требовать от нас все, что пожелаешь.
— Замолчи, ты не джин, — пнул его по ноге Олег.
— Все,
— Ступайте, и оставьте меня наедине с книгой. Я жду твоего доклада, чужеземец. Ступай.
Седьмой осколок
Как это обычно и бывает, больше всех в результате штурма разжились те, кто приложил к нему меньше всего усилий — обозники. Ребята, что лезли на штурм, рубились насмерть с горожанами, взламывали люки и дрались за каждый дом — как пришли пешими, так пешими и ушли. А много ли у себя на горбу добычи унесешь? Так что всего и радости им досталось, что первые пару дней напиться вдосталь халявного хмельного меда да девок городских невозбранно по коврам повалять. Но к третьему дню захваченная выпивка подошла к концу, девки поднадоели, а добычи — сколько утащишь, столько всего взять и можешь. Иное дело обозники: лошадь вывезет, сам поможешь — так что грузи, сколько влезет. Олег, правда, в отношения между ополченцами не вмешивался. У них свои старшие были, уважаемые мужики, друзья, родственники — в общем, меж собой разберутся.
Сотня, что охраняла дворец богов, удовольствия в виде пьянки и девок оказалась лишена. Зато за преданность мудрый Аркаим наградил их бисером, который в Каиме выполнял роль денег. А бисер — не топоры, не прялки, не горшки, не инструмент. Его в поясные сумки можно много набить. Так что, вопреки беспокойству Олега, охранники получили намного, намного больше всех остальных.
Начиная с четвертого дня небольшими отрядами, короткими обозами, а то и отдельными телегами ополченцы начали разъезжаться по домам. Из двух с половиной тысяч воинов больше двух тысяч вернулись к родным местам, около сотни решили обосноваться в столице, выбрав для себя хорошие дома, и еще сотни три молодых ребят собрались и дальше нести при новом правителе ратную службу. Понять их можно: после тяжелого крестьянского или ремесленного труда, когда ради куска хлеба на ужин приходится выкладываться от зари до зари в полную силу, они вдруг увидели, как, погуляв десяток дней по дорогам да приняв участие в двух мордобоях, можно разом получить в несколько раз больше, нежели за много лет напряженной работы. Они еще не знали, что в жизни воина походы, стычки, кровь и боль встречаются куда чаще, нежели добыча, что ратный труд ничуть не легче труда крестьянского, а платят за серебро нередко животом своим. Однако ведун не спешил их разочаровывать. Ведь стране нужны воины. Спугнешь одних — откуда потом новых набирать?
Сам он выехал из города на пятый день после штурма — освободив Ксандра от цепей и убедившись, что рана холопа не загноилась, не воспалилась и начала затягиваться. Да и немножко отдохнуть в тепле, на мягких перинах, тоже хотелось. Оставив раненых спутников восстанавливать здоровье, Олег одвуконь поскакал к захваченному дворцу Аркаима, прихватив с собой Урсулу и купца. Невольницу взял потому, что опыт показал: все самое ценное нужно держать при себе. А рабыня ныне была самым дорогим его имуществом… Если и вовсе не единственным. Любовод же увязался следом сам — мечом помочь, коли беда случится, и добрым словом, коли совет потребуется.
Ворота селения под дворцом были открыты нараспашку, а караул из трех одетых в тулупы поверх чешуйчатой брони стражников даже не поинтересовался, откуда прибыли путники, чего хотели? Впрочем, Олег привык, что в здешних землях, давно не знавших войн, с дисциплинкой неладно, и говорить ничего не
— Меня прислал мудрый Аркаим, — спешившись, кивнул воинам Олег. — До него дошла весть, что его дом захвачен какими-то проходимцами. Это так?
— Да, господин, — ответил самый старший из караульных. — Взялись неведомо откуда, убивать всех начали. Но две бабы и мальчишка убежать успели, они и упредили о ворогах.
— Их много?
— Да трое, сказывают. Две бабы наших да мальчишка из Овея, в обучение намедни взят был.
— Я не про беглецов, я про проходимцев, — усмехнулся Середин. — Много их, захватчиков?
— Тьмы, сказывали, многие тьмы, господин!
— Многие тьмы там во дворе не поместятся, узковат, — вздохнул Олег. — У страха глаза велики. Значит, сколько там воинов, неведомо? Плохо… А вылазки они пытались устроить али безвылазно сидят?
— Безвылазно, господин. Да и куды им высовываться? Пока по карнизу донизу дойдут, их весь поселок углядеть успеет. Соберемся, встретим да всех и побьем.
— По тропе пройти мимо них можно? Следят?
— А то, господин! Мы-то пропустим. А у них перед воротами завсегда пара смолевников стоит. Побьют, господин, ой, побьют…
— Успокойся, наверх я не рвусь…
Середин задумчиво оглядел начало тропы, изрядно заметенной снегом. Сверху она просматривалась так же хорошо, как и снизу, так что подобраться к воротам дворца незаметно шансов не было. Играть в альпинизм Олегу теперь тоже не хотелось. Это летом еще можно по камням карабкаться, животом плотнее прижимаясь или пальцами за выемки мелкие держась. А сейчас, в морозы, когда все обледенелое и скользкое… Так что неведомые горные маршруты решительно отпадали. Равно как и ведомые — забираться наверх по мерзлым веревкам ничем не лучше, нежели по камням.
Был, правда, еще один путь, более спокойный — со стороны кладбища. Там, за дворцом, тропа выходила на каменистую долину, что много веков служила последним пристанищем для жителей селения. Скала, что возвышалась над дворцом, к кладбищу опускалась относительно полого — там ходить можно, а не карабкаться. То есть оттуда есть шанс подняться на обрыв над дворцом, спуститься и атаковать противника с тыла, а не колотясь лбом в стены большого дворца и его запертые ворота. Но вот беда — чтобы попасть в долину, нужно пройти мимо дворца по тропе. А она охраняется. Теоретически там можно и прорваться, но… Но тогда нападение со стороны кладбища не будет внезапным. Защитники успеют к нему подготовиться и почти наверняка отобьют приступ.
— Вот, электрическая сила, — сплюнул Олег. — Куда ни кинь, везде клин.
— Ты о чем, друже?
— Все о том же, Любовод, все о том же…
Ведун повернул коня, пустил его в галоп по ведущей в селение дороге, но в сотне шагов перед крайними изгородями натянул поводья, снова развернулся, вглядываясь в отвесный горный склон перед собой. Камень, стена, скала, монолит. Абсолютно неодолимое препятствие. Только на высоте с километр однообразие камня прерывается серым прямоугольником с восемью рядами окон. Ни добраться, ни забросить ничего, ни даже толком рассмотреть.
— Ты чего, колдун? — нагнал его купец.
— Смотрю, Любовод, смотрю.
— Ну, и как?
— Думаю…
— О чем, друже?
— О том, что камень этот тебе с собой носить надлежало. Уж сколько раз в беду попадали из-за того, что он в ином месте оказывался!
— Перестань, колдун, — попросил его купец. — Ну случилось, так случилось. Чего теперь — всю жизнь кориться? Кто же ведал, что Раджаф сей град неприступный захватить сумеет!
— Неприступных градов нет, друг мой, — покачал головой Середин. — Для захвата может не хватить сил, времени, желания. Но рано или поздно любая крепость падет.