Конец пути
Шрифт:
Снежное марево сократило видимость от силы до десяти шагов, поэтому появление впереди дворца стало для Олега полной неожиданностью. Он думал, что до него еще идти и идти. Караульные Раджафа, похожие на изваяния, сидели на корточках перед воротами, укутавшись в плаши. Середин увидел, как следы Аркаима появились и тут же были занесены в нескольких сантиметрах перед ними. Это был верный ход: кто же видит, что творится у него под ногами? Все всегда смотрят вперед.
Ведун двинулся следом, миновал первого караульного, второго…
И тут смолевник внезапно
Второй изумленно вскочил, осторожно подступил к краю, заглянул вниз.
«Сейчас тревогу поднимет…» — подумал Середин, зашел ему за спину и тоже толкнул.
Увы, второй стражник, боясь падения, весь свой вес перенес на отставленную назад ногу, а потому после толчка не ухнулся в пропасть, а упал на краю, соскользнув только ногами, грудью же оставшись на краю тропы. Рот его распахнулся, но крики о помощи сносились бураном, не достигая даже слуха ведуна. Первым порывом Олега было протянуть несчастному руку — но это означало окончательно выдать себя врагу.
— Это не человек, — напомнил себе ведун. — Это живая сила противника.
Он отвернулся и торопливо зашагал дальше по тропе. Ведь мудрый Аркаим, похоже, успел пройти далеко вперед. Метров через пять Олег оглянулся. Стражника на краю уже не было. Осталась лежать только его шапка, а соскользнувшую рукавицу ветер уже катил по карнизу вниз.
Тропа пошла вверх чуть круче, повернула вправо, втиснулась в щель между скалами. Ветер заметно стих, хотя снега в это уютное место буран намел выше колена.
— Я здесь, — предупредил правитель, не дожидаясь, пока напарник в него врежется. Не всякий ведь сразу догадается, что две ямки в снегу — это чьи-то ноги. — Куда дальше?
— С тропы, пожалуй, лучше уйти, — предложил Олег. — Береженому и боги помогают. Поднимемся в скалы, там буран переждем в тихом месте. А дальше — как обстоятельства сложатся. Кумаи еще отдыхают?
— Кто же из птиц в такую погоду из гнезда высунется? Конечно, в укрытиях сидят.
— Вот и мы так поступим… — тронулся вперед Олег.
Со стороны высокогорной долины скалы, что ниже по тропе вырастали до многометровой высоты, выглядели просто пологой грудой камней. Напарники без труда забрались по ним наверх, продвинулись в сторону дворца метров на сто и остановились в трещине между двумя полутораметровыми скальными пальцами.
— Присаживайся, правитель.
Скинув из-за спины щит, Олег бросил его на снег умбоном кверху, сел с краю, оставив другую половину мудрому Аркаиму, потом размотал овчину и накрыл обоих сверху. Ветер сразу стал почти не слышен, а вскоре от дыхания стало еще и тепло.
— Хоть и простое укрытие, а жить уже можно, — привалился спиной к камню ведун. —
— Два часа закручивался, столько же и затихать будет. Ты как мыслишь, чужеземец, Раджаф пропавших дозорных не хватится?
— В буран люди только так пропадают, — пожал плечами Олег. — Следов схватки нет, кровью не напачкали, в ворота никто влезть не попытался. Думаю, тревоги поднимать не станут. Решат, ветром сдуло. Или закружило, да шаг бедняги не в ту сторону сделали. Много ли в горах надо?
— Будем надеяться, так и будет, — согласился напарник.
Они помолчали, дыша в темноту и прислушиваясь к шороху ветра снаружи, потом Олег спросил:
— Так сколько тебе все-таки лет, мудрый Аркаим?
— Любопытство не дает покоя, смертный? Да-а, любопытство — страшная сила. Хорошо, я попытаюсь тебе ответить. Но тогда и ты признайся, где находятся сын русалки и человек нерожденный, появление которых предсказало пророчество?
— А разве ты еще не понял? — засмеялся Олег. — Сын русалки — это мой друг, Любовод. Вот потому-то он так любит плавать по разным краям света, потому-то и желает смерти твоему брату, истребившему нежить в водах Каима.
— Твой друг? Ты обманываешь меня, ведун Олег. Он человек!
— Разумеется. Ведь никто не говорил, что он русалка. Он сын русалки. Или вам про них совсем ничего не известно?
— В наших землях за ними исстари охотились сторонники уговора. Поэтому все знания про их повадки давно, давно забыты.
— Русалками становятся девушки, что утопились из-за несчастной любви, правитель. Самоубийство — тяжкий грех, и оттого они никогда не могут пройти по Калинову мосту через реку Смородину. Не пускает он их в мир прекрасной Мары, на поля вечности. Так и остаются девицы в реках и омутах, куда тоску свою относили. А любви, ласки мужской им все так же хочется, как и при жизни. Пожалуй, даже сильнее. Вот и маются тоскою своею вечно…
— Ты говорил про сына русалки, — напомнил мудрый Аркаим.
— Ах, да, — кивнул Олег. — Любовь, известное дело, не вечна. Первую любовь русалки забывают, начинают новыми парнями увлекаться. Коли удается соблазнить кого, могут и замуж выйти, жить семьей обычной. Только, сказывают, не бывает в таких семьях счастья. Да и откуда оно возьмется, с нежитью-то? Но бывает, не доходит до свадьбы, одними играми любовными мужи и русалки обходятся. Русалке — ласка, мужику — удовольствие. Беда, а кому и радость в том, что детей новорожденных русалки себе не оставляют. Утонет ведь в воде младенец, замерзнет, умрет. От живого семени дети живые рождаются. Посему детей родившихся русалки завсегда отцам подбрасывают. Так они и растут, зачастую не ведая, что за мать их на свет родила. Иногда, купаясь, могут с родительницей встретиться. А могут — и нет. Любоводу повезло, он с мамой своей познакомился, язык общий нашел. Потому, верно, и осколок последний от священной книги русалка каспийская ему отдала. Своего почуяла. Раджаф за сохранение уговора борется? Так это месть ему за нежить речную, что он в страхе истребляет.