Конец таежной банды
Шрифт:
– Раз в неделю, я точно не считала, но где-то так, – неуверенно ответила схимонахиня.
– На этой неделе она уже приезжала? – спросил со своей стороны Трефилов.
– Нет.
– Тогда веди нас к этому Афанасию, потолкуем с ним, – приказал Алексей, – а потом уже и перекусим чем бог послал, как говорится. Вижу, вы тут не бедствуете, пока остальные вокруг голодают.
– Ну, так мы как работали на земле, так и продолжаем работать, – смиренно ответила Ефросинья, опустив глаза, – лес нас кормит, река, земля. Всего Бог дает в достатке.
– Ладно,
Странный старик жил на окраине поселения в маленьком покосившемся доме. Ефросинья несколько раз крикнула, называя его по имени, когда они стояли на крыльце. Затем скрипнула дверь, медленно открылась, и из темноты выступил старец, каких обычно изображали на старинных гравюрах, описывавших библейские сюжеты. Длинные, абсолютно белые волосы. Белая седая борода до пояса. Роста он был немного выше среднего, плечистый, крепкий. Лицо сильное, волевое, почти без морщин. Глаза закрывала черная повязка. В руках старец держал посох. Ни дать ни взять, сам старик Ной.
– С тобой гости, Ефросинья? – мягко поинтересовался он сильным звучным голосом. – Извините, в дом не приглашаю, там у меня темно, а свечей не водится.
– Выйдите тогда, пожалуйста, к нам сюда, – вежливо попросил Алексей, приглядываясь к старику. На самом деле старик был не так стар, как казалось на первый взгляд. Немногим больше шестидесяти. Походка твердая и выправка военная.
– Чем я заинтересовал милицию? – невесело улыбнулся Афанасий Порфирьевич.
– Откуда вы знаете, что мы из милиции? – удивился Трефилов.
– Ну а откуда еще, – вздохнул старик, – разговариваете вы как военные, и запах от вас, как от военных, но войскам тут делать нечего. Значит, милиция или ГПУ.
– Здорово, – покачал головой Трефилов.
– Вы не возражаете, если, пока мы будем разговаривать, мои коллеги проверят дом? – с нажимом спросил Алексей у старика.
– Проверяйте, мне скрывать нечего, – пожал плечами старик и подставил лицо солнечным лучам.
Алексей кивнул Трефилову на избушку слепого. Тот понял все без слов и, взяв двух человек, со свечами вошел внутрь.
– Вы контактируете с главарем банды, грабящей поезда на железной дороге, вернее, с девушкой-атаманшей, которая руководит бандитами, – отчеканил Алексей, надвигаясь на старика, – знаете, что положено за такие дела? Расстрел! И даже не пробуйте отпираться.
– А я и не буду отпираться, – усмехнулся старик. Он не выглядел ни испуганным, ни взволнованным. – Она заезжает ко мне сюда. Я ее об этом не прошу. Она дочь моей двоюродной сестры. Привозит еду. Я же не могу ее выгнать и сказать, что мне ничего не нужно. Мы с ней ни о чем не сговаривались, я ей не помогал, потому что не могу физически. От меня сейчас мало пользы. Так что не пойму, в чем мое преступление.
– В том, что вы должны были сообщить в соответствующие органы, что с вами в контакт вошла преступница, а раз не сообщили, то стали соучастником всех ее преступлений, – пояснил Алексей.
– Интересно, и как бы я сообщил?
– Это все отговорки, – рявкнул на него Алексей, – захотели бы, нашли бы способ сообщить! И не врите, что она ничего вам не рассказывала о своих делишках.
– К сожалению, я ничего не могу вам доказать, – развел руками Афанасий Порфирьевич, – можете меня расстрелять. У меня жизнь не такая сладкая, чтобы за нее цепляться. Надоел этот мрак и беспомощность. Сделайте милость.
Алексей молчал. Он смотрел на старика и видел, что тот не врал. Ему действительно было плевать на свою жизнь.
– Так, ладно, мне хотелось бы посмотреть ваши документы, господин хороший, – нашелся, наконец, что сказать Алексей, когда арсенал техники запугивания был исчерпан.
– У меня нет документов, – ответил старик с некоторой растерянностью, – потерял, а где, не помню.
– Как так, память, что ли, отшибло, – не поверил Алексей, – я тебе не Ванька-дурак! Не надо мне сказки травить! Отвечай, служил в белой армии после семнадцатого года?
– Не знаю, – пожал плечами Афанасий Порфирьевич и разгладил рукой бороду, – я себя-то не помню. Не помню, как глаз лишился. Очнулся только здесь. Скитницы меня выходили.
– Знаешь что, мил-человек, – едва сдерживая злобу, начал Алексей, – мы тебя сейчас арестуем, отвезем в город и посадим в карцер, пока ты не вспомнишь, откуда ты и кем был. – И пояснил: – Карцер – это такой каменный мешок метр на метр, без окон. Одни каменные стены и крысы. Что скажешь?
– Да делайте, что хотите, – отмахнулся Афанасий Порфирьевич, но по лицу его пробежала тень. Слепой-то слепой, и тем не менее кожей он все равно ощущал солнечный свет, тепло, а потому лишаться этого ему совсем не хотелось.
– Значит, не будешь говорить? – ледяным тоном уточнил Алексей.
– Да говорю же, не помню, – воскликнул старик с тоской и отчаянием, – как мне вам еще объяснить!
Из дома показался Трефилов. Следом вышли его бойцы. На лицах – разочарование. Обыск закончился очень быстро, потому что у старика в доме вообще ничего не было, кроме стола, стула да кровати. Из одежды несколько драных рубах да старые потертые штаны, у дверей валенки и пара лаптей.
– Ну что? – поинтересовался у начальника милиции Алексей.
– Да ничего, нашли вот какую-то хрень, – буркнул Трефилов, протягивая Алексею ананас. – Не знаю, что это. Овощ, что ли, какой или корень. Наверное, этот его из леса приволок, – кивнул он на старика.
– Это ананас, фрукт такой заграничный, – сдерживая улыбку, пояснил Алексей и спросил у слепца: – Дед, откуда у тебя это? В тайге такие не растут.
– Евдокия принесла, они из поезда взяли, который вез продукты для ваших партийных вождей, – сухо ответил Афанасий Порфирьевич.