Конечная остановка (сборник)

Амнуэль Павел Рафаэлович

– Виталий, вы со мной?

– Да. Я вас понял, Эндрю. Собственно… Вы правы.

Он не хотел признаваться, но Ланде действительно был прав.

– Разве, – сказал Виталий, – для того, чтобы опровергнуть версию следствия не нужно показать, что именно произошло на самом деле?

– Вы никого в этом не убедите, если сначала не оставите камня на камне от… как его зовут, этого детектива, такая странная фамилия…

– Мэнтаг. Почти как Монтэг, герой Брэдбери, помните?

– Действительно. Теперь запомню. Да, Виталий, по-моему, сейчас важнее доказать, что мисс Гилмор не могла разрушить аппарат.

– Мне

кажется, нужно параллельно…

– Нет-нет! Вы только всех запутаете, вызовете недоверие к своим словам…

– Наверно, вы правы.

Виталию не хотелось так думать.

– Не падайте духом, – сказал Ланде. – Послушайте, у меня есть в Лансинге знакомые, они, наверно, знают местных адвокатов, я могу попросить…

– Спасибо, не нужно.

– И еще. У меня нет номера вашего мобильного. Раньше в этом не было необходимости, а теперь, думаю, нам следует держать более оперативную связь.

Конечно. Виталий продиктовал номер, записал в память телефона номер, продиктованный Ланде, и после быстрых слов прощания (слова соболезнования так и не были произнесены) положил трубку на рычаг.

Детектив Мэнтаг не нашел бы в этом разговоре ничего интересного: обтекаемые фразы, разумный совет… На самом деле сказано было даже больше, чем Виталий мог надеяться. Что ж, можно сделать следующий шаг.

Конечно, не в том направлении, о котором говорил Ланде.

* * *

Зазвонил мобильник.

– Это Спенсер. Я думал, вы заедете ко мне.

– Я собирался… – начал Виталий.

– Но дело в том, – продолжал адвокат, – что сейчас я уезжаю, вернусь поздно вечером, у меня процесс в суде Детройта, по телефону я тоже буду недоступен. Встретиться сможем только завтра, а время дорого.

– Да, – согласился Виталий.

– Только что, – деловито продолжал Спенсер, – я виделся с мисс Гилмор.

– Как она? Я тоже хотел… Но мне сказали…

– Знаю. До окончания расследования свиданий с мисс Гилмор вам не дадут, это запрещено.

– Она что-нибудь мне передала? Что-то сказала?

Адвокат помолчал.

– Вообще-то, – проговорил он, растягивая слова, – лично вам она просила передать, что ни в чем не виновата. Она дважды подчеркнула это, так что у меня, знаете ли, сложилось ощущение, что мисс Гилмор имела в виду не только злосчастный аппарат, но и что-то еще, вам обоим известное. Это так?

Теперь молчал Виталий.

– Понятно, – ничего ему, конечно, не было понятно, но как объяснишь человеку, обеими ногами стоящему на земле, что есть в мире «много такого, что и не снилось нашим мудрецам»? – Думаю, если вы мне скажете, то вместе мы сможем… Ну, как хотите. Мне она сказала, что верит только вам, и что только вы можете разобраться, как все это произошло. Передаю слова мисс Гилмор буквально. Что она имела в виду?

– То, что сказала. Имело место природное явление. И я разберусь – какое именно.

– Ну… – протянул адвокат. – Предупреждаю: это не пройдет ни у присяжных, ни у судьи. Вы даже одного очка не заработаете, присяжные будут настроены против. Другое дело: любовь, состояние аффекта. Это действует, список вопросов к присяжным будет наверняка довольно длинным, и, если они ответят «да» только на вопрос о виновности, а на остальные – «нет»…

– Мисс Гилмор не

виновата!

– …То срок ей дадут минимальный, и в этом направлении мы должны работать.

– Присяжные должны ответить «нет» на вопрос, считают ли они мисс Гилмор виновной в убийстве. Остальное не имеет значения.

– Понятно, – адвокат вздохнул. – Хорошо, поговорим об этом завтра.

– Завтра вы увидите мисс Гилмор?

– Да, но… Сначала я хотел бы с вами… Извините, Виталий, я сажусь за руль, поговорим завтра. Вы можете быть у меня в офисе в десять утра?

– Конечно.

– Хорошо. Жду.

Он должен действовать сам и не надеяться ни на чью помощь. Ланде помочь не сможет – в отличие от всех прочих, он понимает проблему изнутри, но не способен отрешиться от своих теоретических представлений, выпутаться из сети доказательств, которую сам сплел. Выберется, конечно, Ланде можно убедить, доказать, но… сейчас на это нет времени. И смысла.

Спенсер тоже не помощник. Он уверен, что Айша виновна. Конечно, он будет ее защищать, придумает массу смягчающих обстоятельств, но, не будучи убежден сам в ее невиновности, не сможет убедить в этом присяжных.

И получается, что помощи можно ждать только от человека, которого… которому… которой… Дина, только ты можешь…

«Или я совсем схожу с ума?»

Зря он приехал в университет. Ему хорошо работалось и думалось здесь, в кабинете, ему даже не мешало, когда Сай за своим столом бормотал что-то под нос или напевал (тихо, конечно, но все равно пение могло раздражать). Почему-то дома, в привычной и приятной обстановке он не мог сосредоточиться. Впрочем, это понятно: дома была Дина. Ее не было уже восемь лет, но все равно она была – не в мыслях, не в компьютерном файле, не в другой реальности, которую он мог спрятать в уголке памяти, чтобы не мешала работать, нет, дома она была… она касалась чашки, в которую он наливал кофе, наливала воду из чайника, зажигала газ на плите зажигалкой, которая включалась через раз, но он так и не заставил себя заменить ее…

Он не мог работать дома с тех пор, как Дина… но сейчас он не мог работать и здесь, за своим столом в университете. Что-то изменилось за ночь, Виталий не мог еще определить – что именно, но мир определенно стал иным, и в университете ему сейчас делать было нечего. Зачем он сюда приехал? Сейчас явится Сай и начнет задавать вопросы… или будет молчать, он человек деликатный, но молчание еще хуже.

А если его позовет профессор Сточерз? Или декан захочет выразить соболезнование? Не нужно было приезжать. А сейчас и не уйдешь по-английски, в коридорах много людей, и кто-нибудь…

Виталий шел к лифту, глядя под ноги, и ему казалось, что все смотрят ему вслед. Возможно, нет. Скорее всего, нет. Наверняка нет. Но ему казалось…

В лифте он успокоился, в холле окончательно пришел в себя, в машине, выруливая со стоянки, был уже уверен в том, что прекрасно мог бы размышлять и за своим университетским компьютером.

Все равно.

* * *

Звук телефона стал невыносимым. Точнее, привлек, наконец, его внимание, Виталий понял, что телефон надрывается уже давно, несколько раз переставал звонить, потом начинал опять, а он не слышал, точнее, не воспринимал звук, поглощенный размышлениями.