Конечная остановка
Шрифт:
— Из Ленинграда что ли?
— Да, из него.
— Его же Петербургом с девятнадцатого века никто не называет, — засмеялась девочка. — Я обязательно приеду к тебе, но и ты пиши мне.
— Когда мы будем уезжать из лагеря, — я открыл глаза и посмотрел на неё. — Я тебе о многом расскажу. Я уже говорил тебе, ты можешь не поверить, но знай, что я никогда тебя не брошу.
— Я знаю.
Мы снова лежали молча: Лена наслаждалась закатом, я наслаждался тишиной и покоем. Солнце совсем село за горизонт, и на лагерь опустилась ночь.
— А о чём вы говорили с Ольгой Дмитриевной?
— Да так, — Лена погрустнела. — Ничего важного.
— Она тебя ругала?
— Нет, — пионерка приподнялась с шезлонга. — Всё в порядке, не беспокойся.
— Лена, ты можешь мне рассказать.
— Она сказала, чтобы мы не заигрывались… — Голос её задрожал. — Сказала, что скоро всё это закончиться, скоро мы вернёмся домой, и я тебя больше никогда не увижу.
— Да она больная, — я посмотрел в глаза Лены и улыбнулся. — Не слушай её, она несёт чушь.
— Я знаю, — девочка перевела взгляд на воду. — Только я так не хочу, чтобы это лето заканчивалось.
— Для нас оно будет бесконечным. Слышишь? — Я с трудом поднялся и обнял её. — Наше бесконечное лето.
Она ничего не ответила, а лишь прильнула ко мне и, как всегда, тяжело дыша, что-то шептала про себя, разобрать её слов я так и не смог. Мы просидели так ещё час, может, два и направились назад на площадь.
Большинство пионеров уже спали, лишь в некоторых немногочисленных домиках горел свет, в том числе и в домике Лены. Вероятно, Мику была там не одна.
— До завтра, — печально произнесла Лена.
— До завтра, — не менее печально ответил я.
Она опустила голову вниз и медленно зашагала в сторону своего жилища, я ещё долго наблюдал за удаляющимся силуэтом, который понемногу растворился в ночной темноте. Кажется, Ольга Дмитриевна сильно расстроила Лену, и это злило меня больше всего.
«Какое она имеет право так говорить?! — Я ушёл в подсознательный монолог. — Какое ей дело до наших отношений?!».
Неторопливо, я поплёлся в сторону своего домика. Стояла тишина, лишь изредка её нарушали пресловутые цикады или редкое щебетание ночных птиц, ночь в «Совёнке» всегда была необычной, но сегодня она какая-то пугающе тихая.
Добравшись до дома, я обнаружил, что в нём всё ещё горит свет, шторы задёрнуты. Обычно в такое время вожатая гонит меня спать, но сегодня она что-то засиделась.
«Что ж, вот и поговорим».
Я буднично открыл дверь и ввалился в домик, Ольга Дмитриевна стояла у зеркала и расчёсывала мокрые волосы, её вечерние платье, аккуратно сложенное, лежало на кровати, туфли на высоком каблуке находились под ней.
Лицо вожатой светилось, она что-то напевала себе под нос и даже не сразу заметила мой приход, но когда всё же увидела меня, то лишь обыденно спросила:
— Сём, а где ты был?
— Отдыхал, — грубовато ответил я. — Вы, я вижу, тоже.
— Ты чего такой расстроенный? — Вожатая повернулась ко мне. — Что-то
— Да, случилось, — снова огрызнулся я. — По вашей вине случилось!
— Сёма, ты чего? — Я ввёл Ольгу Дмитриевну в ступор. — Если ты из-за дежурства…
Я нервно скинул обувь, снял галстук и уселся на кровать, приложив руки к лицу.
— Да причём тут дежурство? — В голосе проскользнула нота обиды. — Вы что Лене наговорили?
— А что я наговорила? — Девушка включила дурочку.
— Вы зачем ей сказали, что мы больше не увидимся?
— Но ведь это правда, — она села напротив меня. — Вы живёте далеко, в разных городах, через год станете комсомольцами и в лагерь не приедете.
— Нельзя говорить людям такое! — Вскипел я. — Особенно Лене, особенно сейчас!
— Не кричи на меня, Семён! — Насупилась вожатая. — Или ты не хочешь стать…
— Да хватит вам! — Поднялся я с кровати. — Самим-то не надоело одно и то же повторять?
— Ты… — Девушка потупилась. — Ты как со мной разговариваешь?!
— Если бы я вам сказал, что вы больше никогда не увидите Александра Евгеньевича?! — Я бросил взгляд на пустую упаковку шоколада и распитую бутылку шампанского. — Вам было бы приятно?
— Он очень хороший мужчина, он меня… Нас не бросит, — Ольга Дмитриевна явно смутилась.
— Он в первую очередь чекист, — заявил я. — И в любой момент может пропасть.
Девушка помрачнела и опустилась на кровать, кажется, она и сама всё понимала, но так не хотела терять авторитет, что готова была стоять на своём до последнего. Вожатая бросила на меня слегка печальный взгляд и тихо ответила:
— Извини, Семён, мне правда не стоило говорить этого Лене, — вожатая тяжело вздохнула. — Просто вы с ней так сблизились и, если ты пропадёшь, она может сделать что-то плохое.
— Меня очень трогает ваша забота, — я сел рядом. — Но, пожалуйста, не нужно больше лезть в наши отношения.
— Хорошо, — слегка улыбнулась. — Больше не буду. Честное комсомольское.
— А сейчас я что-то утомился, — я разлёгся на кровати. — Давайте спать.
— Конечно.
Вожатая погасила свет, и домик погрузился в темноту. Глаза начали медленно закрываться, сон всё плотнее закутывал сознание, и, в конце концов, полностью отключил его…
Комментарий к Глава I
*Йозеф Менгеле — немецкий врач, проводивший медицинские опыты на узниках концлагеря Освенцим во время Второй мировой войны.
========== Глава II ==========
Утром я проснулся от того, что Ольга Дмитриевна трясла меня за плечо. Я демонстративно делал вид, что сплю, но вожатая в это не верила и стояла на своём до последнего:
— Вставай, Семён, — беспрестанно повторяла она. — Семён, вставай!
В конце концов, мне пришлось открыть глаза, в которые тут же ударил яркий утренний свет. Надо мной склонилось нечёткое очертание вожатой, которое стремительно приобретало качество, и вскоре я смог разглядеть её лицо.