Конклав ночи. Охотник
Шрифт:
Мурка пошла рядом, но вдруг остановилась, будто вспомнив о чем-то важном, и повернула обратно. Когда она присела возле перевернутой лежанки в недвусмысленной позе, я захохотал. Оказывается, выражение «я приду плюнуть на ваши могилы» в мире животных тоже бывает актуально. Только плевать среди зверей умеют не все.
Чтоб не смущать ее, я отвернулся.
– Как поправишься, догоняй.
Прибежала она не так чтобы скоро. Видимо, приводила себя в порядок. Особенной чистоплотностью Мурка никогда не отличалась, но задницу держала в неизменной чистоте.
Не
– Скажи спасибо, что не заставляю пристегиваться, – сказал я, направляя «патрол» к выезду из хоздвора.
На душе у меня даже не кошки скребли – росомахи. Выход из всей этой заварухи виделся один: ехать на поклон к деду. Он, конечно, обрадуется возвращению блудного внука. Но мне-то каково снова становиться зависимым?
– …Хотя и стоило бы. Посмотри, что бывает с теми, кто пренебрегает правилами безопасной езды. – Я мотнул головой на дыру в лобовом стекле. И ударил по тормозам.
К воротам подлетел и встал поперек черный микроавтобус. Следом вальяжно подъехал лимузин с нолями на номерном знаке. Оба автомобиля были знакомы. Как и один из четырех крепышей, покинувших микроавтобус. Мы встречались несколько дней назад возле Управления МЧС.
– Оставайся здесь, – приказал я Мурке и вылез из машины.
Крепыши смотрели настороженно, однако агрессивности не проявляли.
Из лимузина выбрался высокий и полный хорошо одетый мужчина. У него было мясистое лицо пожизненного госчиновника и редкие рыжеватые волосы, трогательно зачесанные поперек плеши. Полный сознания собственной исключительности, он двинулся ко мне. Крепыши профессионально подстраховывали перемещения шефа. Он остановился в двух шагах.
– Ну и кашу ты заварил, Колун, – сказал он твердым, властным басом, который я узнал сразу. Я уже слышал его однажды. Тогда бас грохотал в телефонной трубке, приказывая мне сидеть на жопе ровно до тех пор, пока не скажут, что делать дальше.
Вживую голос звучал еще внушительней.
– Из топора, – ответил я. – Господин Коремин, если не ошибаюсь?
– Не ошибаешься.
– И чему или кому я обязан честью лицезреть областного министра здравоохранения? Не покойной ли Алисе Эдуардовне?
Коремин, очевидно, не привык к такому тону. Вызверился на меня, как упырь на осиновый кол, и начал давить взглядом. Исподлобья я смотрел на него. Сообразив, что гляделки грозят затянуться до неприличия, он проворчал:
– Уважению тебя, видать, не учили.
– Так и есть, – сказал я.
– Ну и наглец. Правильно Мордвинова тебя Колуном назвала. Ты вообще чего-нибудь боишься?
– Да. Потерять контроль над ситуацией.
– Над какой? – заинтересовался он.
«Господин Коремин, вы министр или психоаналитик?»
– Над любой. Представьте ситуацию, когда от вас ничего не зависит. Вообще ничего. Любые действия абсолютно безрезультатны. Бездействие тоже. Вот это – страшно. Все остальное нет. Ладно, это лирика. Ближе к делу, господин
– Для начала познакомиться. Много слышал о тебе.
– Надеюсь, только хорошее.
Он нахмурился.
– Хватит зубоскалить. Ты по самые ноздри в говне. И только я могу тебя из него вытащить. Или утопить окончательно.
– Первый вариант меня устраивает больше, – сказал я. – Какие будут условия?
– Щадящие. Ты возвращаешься в свой сад и ждешь, когда с тобой свяжется новый куратор. Пока куратора нет, будешь получать задания от меня лично.
– Разве отдел «У» подчиняется Минздраву? Я думал, чрезвычайникам.
– Уже нет.
Готов поклясться, голос Коремина прозвучал удовлетворенно.
– Так, что еще… Самодеятельность я не приветствую, но и запрещать ничего не собираюсь. Оружие и амуницию тебе вернут. Обвинения в убийстве Мордвиновой снимут. На рукоятке сабли обнаружились четкие отпечатки пальцев одного беглого солдата. Дважды дезертировал из вооруженных сил. Первый раз в одиночку. Второй раз троих земляков-новобранцев увел. Азиз Исмаилов. Есть сведения, что всю четверку укрывал здешний сторож. Знаешь что-нибудь об этом?
– Ни сном ни духом, – сказал я.
– Это правильно. Дезертиры народ опасный. А сторожа когда последний раз видел? Ты же с ним вроде дружил.
– Дружил – это сильно сказано. Был знаком. Полчаса назад он уехал. В неизвестном направлении. И, судя по решительному настрою, обратно не вернется.
– Гарантируешь?
– Гарантирую.
– Хорошо.
Коремин помолчал, пригладил ладонью волосы. Он несомненно волновался, и, когда решился наконец задать вопрос, я уже знал, каким тот будет.
– Тебе что-нибудь завещал?
– Да. Лом, пешню и топор.
– Не играй со мной… – угрожающе прорычал Коремин.
– Это то, что я оставил. Все остальное сжег. Включая какую-то древнюю книжку.
Я мотнул головой в сторону кочегарки.
Коремин покраснел и тяжело задышал. Один из крепышей подхватил его под локоть, но тот сердито отмахнулся от помощи.
– Твою мать! По ходу, ты дурачок, Колун.
– Родион Кириллович тоже так говорил. Но я считаю, что это спорное утверждение. Дурачком я был, если бы оставил ее себе.
– А может, ты и прав, – подумав, сказал министр и махнул рукой свите. – По коням.
«Тоже мне всадник», – подумал я, глядя, как он грузно залезает в машину.
– Только зверюгу свою куда-нибудь спровадь, – добавил Коремин уже из лимузина. – Всем уже глаза намозолила. Как бы не шлепнули.
– Договорились. На зиму уйдет в лес.
Он кивнул. Стекло поднялось, кортеж убыл. Я дождался, пока машины скроются из виду, забрался в джип. Прежде чем взяться за руль, приподнял лежащую на соседнем кресле ветровку Эмина. Книга Рафли лежала мирно, притворяясь редкостным, но по сути обычным человеческим раритетом. Не текли завораживающие узоры, не мерцал потусторонний свет. Я бросил взгляд в зеркало. Из трубы кочегарки валил дым. Еще не поздно было вернуться.