Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la po?sie de langue fran?aise

Бальмонт Константин Дмитриевич

Le balcon/Балкон

M`ere des souvenirs, ma^itresse des ma^itresses, O toi, tous mes plaisirs! ^o toi, tous mes devoirs! Tu te rappelleras la beaut'e des caresses, La douceur du foyer et le charme des soirs, M`ere des souvenirs, ma^itresse des ma^itresses! Les soirs illumin'es par l'ardeur du charbon, Et les soirs au balcon, voil'es de vapeurs roses. Que ton sein m''etait doux! que ton coeur m''etait bon! Nous avons dit souvent d'imp'erissables choses Les soirs illumin'es par l'ardeur du charbon. Que les soleils sont beaux dans les chaudes soir'ees! Que l'espace est profond! que le coeur est puissant! En me penchant vers toi, reine des ador'ees, Je croyais respirer le parfum de ton sang. Que les soleils sont beaux dans les chaudes soir'ees! La nuit s''epaissisait ainsi qu'une cloison, Et mes yeux dans le noir devinaient tes prunelles, Et je buvais ton souffle, ^o douceur! ^o poison! Et tes pieds s'endormaient dans mes mains fraternelles. La nuit s''epaississait ainsi qu'une cloison. Je sais l'art d''evoquer les minutes heureuses, Et revis mon pass'e blotti dans tes genoux. Car `a quoi bon chercher tes beaut'es langoureuses Ailleurs qu'en ton cher corps et qu'en ton coeur si doux? Je sais l'art d''evoquer les minutes heureuses! Ces serments, ces parfums, ces baisers infinis, Rena^itront-ils d'un gouffre interdit `a nos sondes, Comme montent au ciel les soleils rajeunis Apr`es s'^etre lav'es au fond des mers profondes? ^O serments! ^o parfums! ^o baisers infinis!

Мать

воспоминаний, нежная из нежных, Все мои восторги! Весь призыв мечты! Ты воспомнишь чары ласк и снов безбрежных, Прелесть вечеров и кроткой темноты. Мать воспоминаний, нежная из нежных. Вечера при свете угля золотого, Вечер на балконе, розоватый дым. Нежность этой груди! существа родного! Незабвенность слов, чей смысл неистребим, В вечера при свете угля золотого. Как красиво солнце вечером согретым. Как глубоко небо! В сердце сколько струн! О, царица нежных, озаренный светом, Кровь твою вдыхал я, весь с тобой и юн. Как красиво солнце вечером согретым. Ночь вокруг сгущалась дымною стеною, Я во тьме твои угадывал зрачки, Пил твое дыханье, ты владела мною, Ног твоих касался братскостью руки. Ночь вокруг сгущалась дымною стеною. Знаю я искусство вызвать миг счастливый, Прошлое я вижу возле ног твоих. Где ж искать я буду неги горделивой, Как не в этом теле, в чарах ласк твоих? Знаю я искусство вызвать миг счастливый. Эти благовонья, клятвы, поцелуи, Суждено ль им встать из бездн, запретных нам, Как восходят солнца, скрывшись на ночь в струи, Ликом освеженным вновь светить морям? — Эти благовонья, клятвы, поцелуи!

Le jeu/Игра

Dans des fauteuils fan'es des courtisanes vieilles, P^ales, le sourcil peint, l'oeil c^alin et fatal, Minaudant, et faisant de leurs maigres oreilles Tomber un cliquetis de pierre et de m'etal; Autour des verts tapis des visages sans l`evre, Des l`evres sans couleur, des m^achoires sans dent, Et des doigts convuls'es d'une infernale fi`evre, Fouillant la poche vide ou le sein palpitant; Sous de sales plafonds un rang de p^ales lustres Et d''enormes quinquets projetant leurs lueurs Sur des fronts t'en'ebreux de po`etes illustres Qui viennent gaspiller leurs sanglantes sueurs; Voil`a le noir tableau qu'en un r^eve nocturne Je vis se d'erouler sous mon oeil clairvoyant. Moi-m^eme, dans un coin de l'antre taciturne, Je me vis accoud'e, froid, muet, enviant, Enviant de ces gens la passion tenace, De ces vieilles putains la fun`ebre gaiet'e, Et tous gaillardement trafiquant `a ma face, L'un de son vieil honneur, l'autre de sa beaut'e! Et mon coeur s'effraya d'envier maint pauvre homme Courant avec ferveur `a l'ab^ime b'eant, Et qui, so^ul de son sang, pr'ef'ererait en somme La douleur `a la mort et l'enfer au n'eant!

Кокетки старые на креслах полинялых: Румяна на щеках, ужимкам нет числа: В ушах завядших стук металла и стекла; Печать фатальности во взоре глаз усталых. О, сколько лиц без губ — и десен без зубов, Над зеленью стола склонилось с болью сладкой! О, сколько тощих рук, сведенных лихорадкой, Карман давно пустой обшаривают вновь! Под темным потолком засаленных кинкетов И канделябров ряд бросает тусклый свет На лица мрачные прославленных поэтов, Успевших промотать работу лучших лет. Вот греза адская, приснившаяся живо Больной душе моей в бессонный час ночной. Я сам сижу в углу берлоги молчаливой, На стол облокотясь, холодный и немой… Сижу, завидуя застывшею душою Веселью мрачному, упорству их страстей, Им всем, торгующим так нагло предо мною — Тот честью старою, та красотой своей! И ужаснулся я, почувствовав желанье Стоять подобно им на роковом краю Отверстой пропасти — и все-таки страданье Предпочитать концу — и ад небытию!..

Les litanies de Satan [6] /Молебствие Сатане

^O toi, le plus savant et le plus beau des Anges, Dieu trahi par le sort et priv'e de louanges, ^O Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere! ^O Prince de l'exil, а qui l'on a fait tort, Et qui, vaincu, toujours te redresses plus fort, ^O Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere! Toi qui sais tout, grand roi des choses souterraines, Gu'erisseur familier des angoisses humaines, ^O Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere! Toi qui, m^eme aux l'epreux, aux parias maudits, Enseignes par l'amour le go^ut du Paradis, О Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere! <…> Toi qui fais au proscrit ce regard calme et haut Qui damne tout un peuple autour d'un 'echafaud, ^O Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere! Toi qui sais en quels coins des terres envieuses Le Dieu jaloux cacha les pierres pr'ecieuses, ^O Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere! Toi dont l'oeil clair conna^it les profonds arsenaux O`u dort enseveli le peuple des m'etaux, ^O Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere! <…> B^aton des exil'es, lampe des inventeurs, Confesseur des pendus et des conspirateurs, ^O Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere! P`ere adoptif de ceux qu'en sa noire col`ere Du paradis terrestre a chass'es Dieu le P`ere, ^O Satan, prends piti'e de ma longue mis`ere!

6

В

стихотворении пропущены строфы, не переведенные Бальмонтом.

О лучший между сил, царящих в Небесах, Обиженный Судьбой и нищий в похвалах. Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям О ты, кто в черный миг неправдой побежден, В паденьи не убит, из праха возрожден. Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям. Всего подземного властитель, брат и друг, Целитель опытный людских исконных мук. Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям. Ты прокаженному, отверженцу, рабу Указываешь Рай, ведешь их на борьбу Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям. Ты можешь освятить позорный эшафот, И заклеймить кругом толпящийся народ. Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям. Ты, чей глубокий взор измерил глубь Небес, Ты, чьей рукой раскрыт огромный мир завес. Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям. Ты, жезл изгнанников, ты, жаждущих родник, Ты, всех повешенных, казненных духовник. Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям. Усыновитель тех, на ком скорбей венец, Кого от райских нег отринул Бог Отец. Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям.

Pri`ere/Молитва Сатане [7]

Gloire et louange `a toi, Satan, dans les hauteurs Du Ciel, o`u tu r'egnas, et dans les profondeurs De l'Enfer, o`u, vaincu, tu r^eves en silence! Fais que mon ^ame un jour, sous l'Arbre de Science, Pr`es de toi se repose, `a l'heure o`u sur ton front Comme un Temple nouveau ses rameaux s''epandront!

Хвала великому святому Сатане. Ты в небе царствовал, теперь ты в глубине Пучин отверженных поруганного Ада. В безмолвных замыслах теперь твоя услада. Дух вечно мыслящий, будь милостив ко мне, Прими под сень свою, прими под Древо Знанья, В тот час, когда, как храм, как жертвенное зданье, Лучи своих ветвей оно распространит И вновь твою главу сияньем осенит. Владыка мятежа, свободы и сознанья.

7

Бальмонт публиковал свой перевод «Pri`ere» как самостоятельное стихотворение.

La mort des amants/Смерть влюбленных

Nous aurons des lits pleins d'odeurs l'eg`eres, Des divans profonds comme des tombeaux, Et d''etranges fleurs sur des 'etag`eres, 'Ecloses pour nous sous des cieux plus beaux. Usant `a l'envi leurs chaleurs derni`eres, Nos deux coeurs seront deux vastes flambeaux, Qui r'efl'echiront leurs doubles lumi`eres Dans nos deux esprits, ces miroirs jumeaux. Un soir fait de rose et de bleu mystique, Nous 'echangerons un 'eclair unique, Comme un long sanglot, tout charg'e d'adieux; Et plus tard un Ange, entr'ouvrant les portes, Viendra ranimer, fid`ele et joyeux, Les miroirs ternis et les flammes mortes.

Постели, нежные от ласки аромата, Как жадные гроба, раскроются для нас, И странные цветы, дышавшие когда-то Под блеском лучших дней, вздохнут в последний раз. Остаток жизни их, почуяв смертный час, Два факела зажжет, огромные светила, Сердца созвучные, заплакав, сблизят нас, Два братских зеркала, где прошлое почило. В вечернем таинстве, воздушно-голубом, Мы обменяемся единственным лучом, Прощально-пристальным и долгим, как рыданье. И Ангел, дверь поздней полуоткрыв, придет, И, верный, оживит, и, радостный, зажжет Два тусклых зеркала, два мертвые сиянья.

Nouvelles Fleurs du Mal/Из цикла «Новые Цветы Зла»

Le gouffre/Пропасть

Pascal avait son gouffre, avec lui se mouvant. –  H'elas! tout est ab^ime, — action, d'esir, r^eve, Parole! et sur mon poil qui tout droit se rel`eve Mainte fois de la Peur je sens passer le vent. En haut, en bas, partout la profondeur, la gr`eve, Le silence, l'espace affreux et captivant… Sur le fond de mes nuits Dieu de son doigt savant Dessine un cauchemar multiforme et sans tr^eve. J'ai peur du sommeil comme on a peur d'un grand trou, Tout plein de vague horreur, menant on ne sait o`u; Je ne vois qu'infini par toutes les fen^etres, Et mon esprit, toujours du vertige hant'e, Jalouse du n'eant l'insensibilit'e. – Ah! ne jamais sortir des Nombres et des ^Etres!