Константин Коровин вспоминает…
Шрифт:
– Кому стрелять?… Она желтая, никому не нужна… Я их зимой бью. Желтую не купят.
Я в тот день сидел на террасе, где был накрыт чай, со своими приятелями. Вдруг появилась моя белка. Приятели удивились. Она бегала по столу, опустила лапку в варенье, попробовала его, потом опять спрыгнула с террасы, побежала на беседку, прыгнула на сосну. Тут мы увидели, что там, вытянув шейку и смотря круглым глазом, робко притулившись, сидит другая белка. Моя белка была около нее, они сидели вдвоем. Потом другая белка живо пропала, прыгая с дерева на дерево. Моя же белка
Наступили дожди, стала непогода. Пожелтели листья берез, и опали осины. Оголились леса. Белка редко уходила из дома. К Покрову я уехал из деревни в Москву.
Я повез ее в клетке, которую купил в Москве. Клетка ей не понравилась, так что я ее вез часть пути в кармане. И всю зиму в Москве жила она со мной.
Когда я поздно возвращался с работы, из театра, она знала стук калитки, как я отворяю, и с невероятной радостью встречала меня в коридоре, бегая по мне кругами. Ждала, когда я выну ей кедровые орехи или какой-нибудь гостинец.
Странно, что только доктору, которого видела у меня в деревне позволяла она погладить себя; к другим не шла. Она не приставала, но просила, не надоедала, но ей нравилось, что ею любовались. Как странно, какой меры и такта был этот маленький зверек.
Шла долгая зима. Я выходил с ней гулять на двор, где был сад. Она забиралась на деревья, но, должно быть, привыкнув к теплу дома, гуляла недолго и лезла ко мне в карман.
Ранней весной я уехал в деревню.
В первый же день белка ушла и не возвращалась неделю. Потом объявилась опять и привела с собой другую белку, от которой беспрестанно возвращалась домой и уходила опять. Она возвращалась все реже. Моя белка была самка: кавалер ее победил. Белка пропала.
Опять осень и пурга первого снега. Уныло на душе. Серое небо. Дымят вдали черные овины. Тетушка Афросинья рубит капусту. Солят на кухне грузди…
Я взял ружье и пошел по лесной тропинке к реке. Стаи мелких птичек, чижиков осыпали ветви оголенных берез. Улетают от нашей суровой страны.
Вдруг на меня прыгнула белка и весело забегала кругом. Она уже посерела. Я так обрадовался. Она прыгнула и взбежала на сосну. Я взглянул кверху, увидел, как шесть белок прыгали с ветки на ветку. Я посвистел, на зов она опять вернулась ко мне.
– Прощай, Муся. Твои дети, должно быть?…
Феб посмотрел на белку пристально. Она была уже серая, но он догадался, что это наша белка.
Больше я ее не видал.
* * *
Когда я вернулся домой с реки из опустелого леса, то застал приехавших на рыбную ловлю приятелей. С огорчением я рассказал им про белку.
– Какого черта! Есть чего расстраиваться! Ведь она баба была, - сказал мой приятель Вася.
– Так они, бабы, все такие…
[На
Компас
Охотники народ особенный. Привлекает их к охоте не одна добыча, а страсть быть в природе, ожидание неожиданных случаев и приключений. А потом разговоры - разговоры эти услышишь только на охоте.
Мои друзья-охотники любили приезжать ко мне в глухое место - я жил в деревне, далеко от Москвы, где расстилались леса и долины дивной природы русской. И когда они приезжали ко мне, всегда какая-нибудь ерунда выходила.
Вот несмотря на новый компас, который купил приятель мой, охотник Павел Александрович Тучков, мы все же заблудились на охоте. И привел нас этот компас в совсем неизвестное место.
Компас был английский, круглый, толстый, в футляре, и владелец его нес на шнуре. Одно только - стрелка в компасе была очень вертлявая - повертится и станет.
Павел Александрович говорил, когда шли на охоту, что идем на север. А как пришло время возвращаться - двинулись по компасу на юг.
Идем, идем, а дома как-то и признака нет - места совсем другие.
Развернули, положили карту на землю в лесу, на нее поставили компас - выходит что-то не то. И куда идти - неизвестно.
– Ну, вот я так и знал, - сказал Кузнецов.
– Жара сегодня, компас испортился.
– То есть как испортился?
– Испортился, прокис, что ли.
– Какие пошлости!
– возмутился Павел Александрович.
– Вздор и глупо.
Он зачем- то поднес компас к носу и понюхал.
– Ну, что?
– Странно… что-то есть… Действительно, должно быть, что-то испортилось.
Приятели- охотники тоже нюхали компас и говорили, искоса посмотрев на него:
– Да, странно… действительно прокис…
Опять шли на юг, - так сказать, возвращаясь назад. По стрелке. А дома все нет…
Поздно, устали: вышли на охоту в четыре часа утра, а уж вечер, солнце садится…
Мы тоже сели отдохнуть. Павел Александрович стал развинчивать компас - «там магнит должен быть». Внутри - пружины, колеса, а магнита нет.
– Герасим Дементьевич, - говорил я охотнику-крестьянину.
– Заблудились мы, должно быть, как думаешь?
– Да кто ее знает… знать, заблудились. Я здесь не бывал, место-то неприметно.
– Ночевать в лесу - комары заедят, - жаловались мои друзья.
Отдохнули, встали и пошли. Сумерело. Тихо было в лесу. В небе темнели тучи, повисли над лесом. Сверкнула зарница - и вдали послышался гром.
– Благодарю вас, - сказал Кузнецов.
– Гроза в лесу… с ружьями… Это значит - покойнички будем.
– Ничего, - говорю, - Вася, у тебя шелковый картуз. Электричество обходит.
– Обходит, да. А вот - за каким чертом по компасу шли?