Контакт первой степени тяжести
Шрифт:
Ни Варуж, собиравший трофеи, ни Белов не заметили, как из леса появилась фигура, застегивающая на ходу штаны трясущимися руками... Короткими перебежками фигура переместилась к шоссе... Фигура была с автоматом.
Это был седьмой, случайно уцелевший.
Седьмой уже стоял в десяти метрах за их спинами, когда Белов, вдруг заметивший боковым зрением тень на асфальте, стремительно обернулся.
Пейзаж после битвы, представившийся в полной красе только здесь, на шоссе, произвел неизгладимое
Не помня как, совершенно рефлекторно Белов нажал на спусковой крючок... Боек сухо щелкнул в полной тишине.
В рожке патронов не было.
Белов опустил автомат.
Варуж мгновенно повернулся на щелчок и, увидав седьмого, лишился дара речи.
На нем висели шесть автоматов с полными боекомплектами, в каждой руке – по гранате.
Но он никак не успевал.
Седьмой медленно поднял ствол.
– Докладываю, Владислав Львович! – сообщил Власову громкоговорящий селектор. – Шоссейные дороги от Москвы на север уже перекрываются. У нас сил не хватило, пришлось снимать охрану с некоторых режимных предприятий – частично. Вот и задержка. Но в двадцать тридцать все закроем.
– Главное – закройте Ярославское шоссе!
– Да, Ярославку перекроем в ближайшие минут пятнадцать!
– Не надо мне посулов больше, понял? Ты сделай, а потом доложь! – Власов с силой и остервенением хряпнул трубкой по аппарату.
Как это бывает только во сне и при рапидной съемке, Белов видел все в деталях, по фазам.
Ствол медленно поднялся – направляясь ему точно вгрудь... Глаза седьмого зафиксировались на цели...
Палец медленно поплыл, топя спусковой крючок в рукоятке.
Белов даже почувствовал – шестым чувством – вот, все – и выстрел. И – конец.
Он знал, что пуля движется быстрее звука, что убиваемый не слышит, не успевает услыхать звук рокового выстрела.
Но Белов услышал.
Не выстрел – оглушительный трескучий раскат грома прямо перед собой одновременно с ослепляющим блеском вспышки. По лицу хлестнул сгусток ударной волны. В голове мгновенно поплыло все. Заложило уши.
Несколько секунд Белов стоял оглушенный, ослепший от вспышки.
Сильно пахло озоном.
Первым вернулось зрение.
Седьмой лежал на асфальте черный, страшно обугленный, убитый наповал.
Варуж, уронив гранаты, протер глаза.
– Ты видел, а? Его убила молния!
– Я видел.
– Гром небесный! – Варуж потряс руками голову, силясь как бы проснуться. – А небо, небо – посмотри!
На небе не было ни облачка.
– Ты веришь в Бога? – спросил Варуж.
– Скорее нет, чем да. – Белов ответил, не будучи уже уверенным в ответе.
– И я! – признался Варуж. Подумав, он мгновенно снова оживился:
– Значит, Бог в нас верит! Понял?
– Нет.
– Я сам не понял, – сказал Варуж, подбирая седьмой
– Докладываю... – Власов говорил по телефону стоя навытяжку. – Все северные направления законопачены – мышь не проскочит! Машины проверять – отдал распоряжение – поголовно все! И поезда – все! Вплоть до местных электричек, товарищ замгенпрокурора! Таким образом, полукольцо, закрывающее путь на север, замкнулось!
– Как полукольцо может замкнуться? – язвительно спросила Власова телефонная трубка.
– Как? – Власов мгновенно растерялся от неожиданного вопроса.
– Мудак, – резюмировал замгенпрокурора.
– Эх, Коля, что за жизнь: сюда вино, туда – оружие! Когда все это кончится, а? Когда жизнь не собачая начнется?
– Никогда, – ответил устало Белов.
– Никогда, да! Я тоже так думаю. Мне очень жаль, что все начальство – наше, ваше – так трудно убивать его, скажи?
– Не знаю. Не пробовал. Но думаю – да, трудно, конечно...
– Очень трудно! – с радостью согласился Варуж. – Президента – совсем, видно, трудно убить? А то б давно уже убили бы, сволочь эту, правда? Их нужно убивать почаще, чтоб новые, когда придут, знали бы: воевать опасно, воровать опасно, врать опасно, да? Плохой начальник ты, говенный президент – на, милый – получай пулю в лоб и не кашляй! Эх, жизнь: мечты одни пустые... Вот при царе, скажи, царей ведь минами взрывали, да? И во всей стране был порядок.
КАМАЗ свернул с шоссе и закачался на кочках проселка...
– Все, Коля-друг, отъездились с тобой мы по шоссе.
– А что так?
– Опасно! Милиция сейчас будет останавливать, хватать... Как же иначе? Бандитов убили. Кто? Остановят меня. Бандитов, спросят, убивал? Я врать не умею. Да, скажу, убивал! Тогда плати по тысяче долларов за штуку. Семь тысяч долларов, где я возьму?
– А почему же семь?
– Семь, семь штук сдерут! Если не восемь: за то, что молнией убило – сдерут особо – с кого же брать-то? Не с Ильи ж Пророка? Товар отнимут, автоматы... Пешком домой пойдешь – им только попадись! Не-е-ет! Я теперь на север не поеду! На запад, в Псков!
– А мне на север, – сказал Белов.
КАМАЗ, покачиваясь, въехал в крупный населенный пункт.
– Ничего: на поезде поедешь. Вон север. Вон вокзал.
– Что за город-то, в котором мы едем?
– А это город Буй.
– Вот что, Иван Петрович, – сказал Калачеву вызвавший его генерал-майор милиции. – Так как прокуратуре ваша помощь в деле Тренихина-Белова не очень-то нужна, мы вас используем по другому, только что вот имевшему место событию. Вы ведь сейчас относительно свободны?