Контргамбит Альбина
Шрифт:
Она тихим шепотом что-то оживленно обсуждала с подругами. Я знал, что Рита боковым зрением чувствует мой взгляд. Наконец, спустя минуту, которая длилась как вечность, она повернулась и посмотрела на меня. Её губы раздвинулись в знакомой улыбке с «зайчишкиной» щербинкой, глаза излучали тепло; она была удивительно красива в этот момент, и спустя пару секунд Рита едва заметно кивнула мне, здороваясь. Я с облегчением улыбнулся и хотел, было ответить ей, как Игорь, сидевший слева, толкнул локтем в бок.
— Так, опять он меня не
Я почувствовал, как кровь резко бросилась в лицо, все повернулись в мою сторону.
— А ты отстаешь, брат, от неё уже сильно. Так и будешь до конца учебы в кандидатах в мастера ходить?
Я молчал, рассматривая на столе чей-то замысловатый узор, вычерченный шариковой ручкой.
— А пора бы, пора мастером то становиться, способности у тебя есть, только характера немного не хватает, — продолжал «папа». — Ничего, может самолюбие проснется, и догонишь со временем нашу Риту!
Вокруг тихонько посмеивались. Я бросил взгляд вправо — Рита тоже склонилась над столом и задумчиво водила ручкой в раскрытой толстой тетради по специализации.
Я ничего не слышал, что говорил наш шеф дальше, он озвучил в присутствии всех то, о чем я думал постоянно и в чем боялся себе признаться.
Рита изменилась.
Внешне она оставалась прежней, но что-то неуловимое, новое появилось в её глазах. Я чувствовал это после каждой нашей встречи вне стен института. Мы ходили в кино, гуляли в парках, сидели в кафе, разговаривая обо всем и ни о чем одновременно, но и только. Редкие поцелуи в подъезде её дома были единственной наградой моему стонущему в нетерпении молодому организму. Игорь посмеивался надо мной, когда я, заметно расстроенный, приходил со свиданий.
— Так и будешь с ней евнухом прозябать? — вопрошал он, довольно потягиваясь после тесного общения с какой-нибудь разбитной девахой из соседнего крыла общежития.
— Тебе какое дело? — огрызался я.
— Как какое? Я, что, не друг тебе? Вижу же, как грустишь и маешься. С этой Риткой у тебя вряд ли выйдет что серьёзное.
— Почему это?
— Она очень непроста. Очень. И чувствует себя птицей высокого полета. Так что сделай, как я тебе сейчас посоветую.
— И что мне сделать?
— А заведи себе какую-нибудь подругу другую. Вон Лизка с факультета соседнего неровно по тебе дышит. Точно говорю! — заверил меня друг, увидев, как я недоуменно уставился на него.
— С какого факультета?
— С такого. Не знаешь что ли?
И Игорь продекламировал расхожее в институте название отделения технических видов спорта:
— Авто-мото, вело-фото, гребля, е*ля и охота! Вспомнил её?
— Что-то не припоминаю, — неуверенно ответил я.
— Я тебя с ней познакомлю! Классная девка! Мне о ней одна подруга рассказывала.
— Это та, которая приходит сюда,
— Ну да... — Игорь как-то смешно хрюкнул и продолжил. — А Ритка узнает, заревнует, точно тебе говорю! Бабы — они такие! Когда за ними носишься, задирают нос, а как только меняешь их, как перчатки, тогда начинают ревновать и тебя уважать.
— Да нет, не хочу я так. Мне нужна только она.
Игорь засмеялся над моей наивностью:
— Ну и лох тогда ты! Так и будешь страдать? Если бы она тебя хотела — давно бы у вас всё случилось.
Я молча лег в кровать и отвернулся к стене.
Прошел год. Ничего не менялось в наших отношениях с Ритой. Только все реже и реже появлялась она в институте, кривая её спортивных успехов резко шла в гору. Я же никак не мог сосредоточиться только на шахматах, и попутно увлекся вместе с другим приятелем Володей Соколовым и двумя его друзьями игрой на гитаре. Вечерами вчетвером собирались в пустующей институтской аудитории и разучивали популярные хиты того времени, раскатисто гремя по коридорам звуками электроаппаратуры. Примерно два или три раза в месяц по субботам в институте устраивались танцы, и мы с удовольствием обрушивали свои децибелы на головы танцующих девушек и парней.
Рита никогда не приходила туда, хотя я несколько раз приглашал её оценить наши музыкальные успехи. Она весело отшучивалась:
— Мне с детства медведь наступил на ухо, точнее на все уши сразу!
И с некоторой ехидцей спрашивала:
— Наверное, там у тебя куча поклонниц завелась, а?
— Завелась, — вначале правильно реагировал я, и тут же делал «тактическую», как упорно доказывал мне Игорь, ошибку. — Ты же знаешь, что кроме тебя, мне никто не нужен.
Рита улыбалась и загадочно молчала.
Развязка наступила неожиданно.
Во время очередных субботних танцев, когда я, разгоряченный шумным успехом у танцующей аудитории, потягивал за кулисами в перерыве холодное «Жигулевское», ко мне вихляющей походкой подскочил Вовка Глузман:
— Слышь, Маккартни (так с некоторых пор звали меня ребята из-за моего пристрастия к четырехструнному музыкальному инструменту), отойдем — разговор есть.
Я вышел с ним в коридор.
— Ну?
— Ты только не думай, что я хочу специально тебя расстроить, но...
— Что? Рита?
— Да. Я вчера видел, как она выходила из клуба на Гоголевском с Глебом под руку.
Я посмотрел однокурснику в глаза. Он не выдержал взгляда и опустил голову.
— Ладно. Спасибо за информацию, Володя.
— Не за что…
Рита нервно ходила по комнате и гневно сверкала
глазами:
— Ну и что? Мы с тобой разве муж и жена? Я встречаюсь с кем хочу! И когда хочу!
— Я тебя люблю! Понимаешь ты? Очень люблю! И мне больно в последнее время от этого.